Кирилл Еськов: Баллады о Боре-Робингуде: Паладины и сарацины

– Ну что, – прерывает наконец молчание рыцарь, обведя взглядом товарищей, – двинулись, помаленьку?

– Да, пожалуй… – задумчиво кивает джентльмен. – Бал окончен, гости давно разъехались, а мы всё стоим на мокром от дождя крыльце в ожидании экипажа, которому неоткуда взяться – эдаким дурацким плюс-квам-перфектом…

– Плюс к кому? – озадаченно хмурится стрелок.

– Ежели по-простому, – усмехается рыцарь, – так это про то, что эпоха закончилась, и пора бы нам отседова валить.

– Ну, вот так бы и говорили!..

– Стрелок! – пальцы Гюльчетай осторожно прикасаются сзади к плечу, обтянутому зеленым сукном. – Возьми меня с собой!

– Куда? – изумленно оборачивается тот.

– Какая разница – куда… Возьми! Я буду тебе там хорошей женой. Или не женой – как пожелаешь…

Стрелок вновь озадаченно чешет макушку, разглядывая во все глаза волшебно преобразившуюся после этих слов девушку: джинсово-кроссовочная униформа ее обратилась в какую-то фэнтэзийную шелковую хламиду, открывающую лишь узкие, потрясающей красоты босые ступни. На физиономии стрелкА явственно отражается изрядная раздвоенность чувств: девушка, конечно, чудо как хороша, но столь резкие матримониальные пируэты явно не во вкусе великана… Тут, однако, надо чего-то решать – и мигом!

– Гляди! – указывает он, наконец, куда-то вперед, сквозь марево, чуть приобняв девушку за плечи. – Видишь?

– Да! Вижу…

– Фиг ты там пройдешь, босиком-то!..

– Ну, если дело в этом… – закусывает губу айкидоистка, но великан лишь досадливо отмахивается:

– Да не, я ж просто к тому, что – давай-ка мы лучше вот эдаким фертом…

С этими словами он лопатообразной своей ручищей подхватывает девушку под попу и одним движением, аккуратным и нежным, водружает ее к себе на плечо:

– Тебе как – удобно?

– Да… – голос ее на миг прерывается, а тыльная сторона ладони предательски дергается к глазам. – Удобно. Очень…

– Тогда держись как следует!

– С удовольствием!..

– Классно смОтритесь, – одобрительно резюмирует рыцарь. – Барышне очень пошлО бы временами топорщить хохолок, хлопать крыльями и хрипло кричать: «Пиастр-ры!.. Пиастр-ры!..»

– Тронулись, господа, – торопит джентльмен. – В самом деле – пора!..

По мере того, как четверка удаляется, неведомо откуда возникает песня – тот же эфирный голос, что провожал бурских коммандос:

…А Серый волк зажат в кольце собак,

Он рвется, клочья шкуры оставляя на снегу,

Кричит: "Держись, Царевич, им меня не взять,

Держись, Ванёк! Я отобьюсь и прибегу.

Нас будет ждать драккар на рейде

И янтарный пирс Валгаллы, светел и неколебим,

Но только через танец на снегу,

Багровый Вальс-Гемоглобин…"

Вот четверка вошла уже в марево, обратясь в размытые силуэты… – и тут всё разом кончается. Марево исчезло, и тени – вместе с ним. Впереди – тот же самый, никуда не девшийся, самолет, а на ведущей к нему дорожке – никого.

Стоит мертвая тишина, нарушаемая слабым костяным стуком: это мерно ударяется о кронштейн раскачиваемый ветром пузырек капельницы с опустелой Ванюшиной каталки.

– А ты чего остался? – чуть сварливо окликает Николая принц.

– Да ты чё! Сеструха там вовсе рехнется – решит, что меня тут замочили, за бабки… Слышь, я всё спросить хотел, отчего у тебя кликуха такая вышла – «Принц»?

– Оттого, что я принц. В натуре.

– Да ладно пургу-то гнать! Принцы – они юные, по определению. А дальше – королями становятся, ну, типа как бабочка из гусеницы.

– Я – из тех принцев, что никогда не становятся королями.

– Понял. Типа, так и пойдешь в отставку в своем майорском чине?

– Типа, так.

– Слышь, я еще спросить хотел… Ну, новости я глядел по телеку, про Каламат-Шутфу. Чего там в натуре-то приключилось?.. Не, я понимаю, конешно: «Меньше знаешь – крепче спишь», но всё ж таки… Знаешь анекдот – «Эх, пропадай моя голова, но ТАКОЕ я должен увидеть!»

– Это про попугая-то? – как не знать, классика… Ну, так вот: «Гранит», что вы сбили, был… ну, скажем так: не вполне учебным. И мог наделать больших бед. Очень больших. Так что ребята погибли в высшей степени не напрасно. Ты это хотел знать?

– Да.

– Ну вот. И на этом поставим точку. Для твоей же пользы.

– Понял, не дурак. Ладно, будь здоров, принц-майор.

– И тебе того же.

Уже двинувшись было к самолету, Николай вдруг замирает, пораженный странной мыслью, и вновь оборачивается к принцу:

– Эй!.. До меня вдруг дошло… Мы на каком языке-то сейчас говорили?