Игорь Чиркунов - Проект Икар. Альфа-тест

К злости добавилась досада. Отшвырнул от себя треснувшую флягу, два шага — и прилип лбом к прохладному стеклу. Двенадцатый этаж. Может, вот прямо сейчас — шаг через низкий подоконник, и все. Решение всех проблем.

Жизнь закончилась вчера. Если не летать, то какой смысл ее продолжать? Как будто в полете оборвало боковой трос: секунду назад ты был король неба, и все у тебя замечательно. Но вот предательское «тыньс»… и беспорядочное падение. Говорят, при обрыве есть полсекунды, чтоб бросить запаску, ибо потом перегрузки такие, что можно просто не дотянуться.

Думать не хотелось. К головной боли и злости на весь мир добавилась сосущая пустота за грудиной. Только трудяга мозг какой — то своей частью на автомате анализировал входящую информацию. До земли метров сорок, внизу асфальт парковки. С этой высоты даже запаска может не успеть раскрыться и наполниться. Удивительно, но никогда не замечал: сорок метров, стоя у окна, — это очень высоко, тогда как сорок метров в воздухе — это офигеть как мало. Если не влётан в крыло, на этой высоте уже надо занимать посадочное положение, находясь в глиссаде.

Блин, что за ерунда лезет в голову. Какая запаска, какая глиссада?! Все, я отлетался! А раз так, то и жить незачем. Пальцы легли на ручку окна. Вот сейчас. Только не думать, как перед стартом в сложных метеоусловиях: вышел на старт, поймал момент, поднял крыло и вперед. Иначе можно в сомнениях стоять, перегорая, а воображение будет рисовать всякую фигню.

Давай, тряпка! Если не сейчас, то потом только спиваться, жалея себя, будучи обиженным на весь мир. Ну зачем я выжил два года назад? Зачем оттягивал в этом суррогате жизни под названием «Виртуальная реальность»? Теперь вот и ей пришел конец.

Ну… Ручка поднялась, из щели пошел уличный шум, не сдерживаемый стеклопакетом. Вдох, выдох…

«Самоубийство — удел слабаков». Отец…

Отчетливо увидел — отец за столом, уже навеселе. Справа и слева — однополчане, все в форме. На столе — фото с траурным уголком: их общий сослуживец, потерявший в одной из командировок обе ноги. Его жена вскоре не вынесла жизни с инвалидом и ушла, а он выстрелил себе в голову из наградного пистолета. На отца шикают: «Как так можно? Это же твой боевой товарищ». Но батя непреклонен: «Он просто струсил, а значит, и жить недостоин, и нечего тут сырость разводить».

А я? Я тоже инвалид, тоже потерял смысл жизни. И, кстати, от меня тоже ушла женщина. Замер с полуоткрытым окном. Смерти не боюсь, заглядывал ей в глаза. «Хвостов» не оставляю: у меня нет детей или престарелых родственников. За родителями сестра присмотрит. И перспективы впереди никакой. Так что же держит? Потянул на себя створку…

Отец и его осуждение: «Струсил, слабак, и сбежал!». Даже вижу, как он сплюнет. Да что мне до него?! Мы не виделись четыре года, возможно, он вообще не узнает!

«Господь не дает испытаний, которых человек не в силах пережить», — его слова. После выхода на пенсию отец здорово ударился в религию. А я? Я современный человек…

Только сейчас заметил, что буквально задыхаюсь, грудь ходит вверх — вниз, будто марафон бегу. Распахнул окно, вдохнул полной грудью. Прохладный утренний воздух окатил разгоряченную голову. От гипервентиляции голова закружилось, меня повело, схватился за раму.

Нет. Не сегодня.

На кухне чуть не споткнулся о пустую бутылку. Вот блин, почти литр «Мартеля» в одного. Не удивительно, что сейчас так штормит. В сознание стукнулась другая мысль: «А я никого вчера не вызвал?». Не помню, совершеннейший вакуум. С трудом разыскал телефон, в исходящих за вчера пусто. Фух… Ну слава богу!

Кое — как запихнул в себя традиционную яичницу и утреннюю порцию таблеток, немного постоял под контрастным душем и поехал на работу. Там промучился до вечера, стараясь не попадаться на глаза начальства и не лезть к подчиненным. Вечером по расписанию заявился на физиотерапию.

Врач, молодой парень, даже немного встревожился:

— Послушайте, ваш прогресс последнее время меня как специалиста радовал. Но сегодня вижу: тонус мышц снижен, легкая раскоординация. Не понимаю, с чего?

— Извините доктор, вчера у хороших друзей днюха была, — беззастенчиво соврал я, — вот и нарушил режим…

— Дорогой вы мой! — тот даже расчувствовался, — с одной стороны, я не могу приветствовать злоупотребления алкоголем в вашем положении, но то, что вы наконец — то перестаете замыкаться в себе, это просто замечательно!

Он налил мне каких — то шипучих витаминов и сократил процедуры. Прощаясь, не удержался от нотации: