Татьяна Богатырева - Чувство ежа

Обернулся.

Рядом Киллер трясущимися пальцами что-то набирал.

Дон закрыл его экран ладонью.

– Кому?..

– Полиция… – тихо и хрипло ответил Киллер. – Убийство же, надо…

– Не надо. Спрячь.

– Но?.. – в зеленых, под цвет лица, глазах плескалось такое наивное недоумение, что Дон чуть не рассмеялся.

То есть с трудом сдержался, чтобы не заржать, гнусно и неуместно.

Истерика, мать ее. Не вовремя.

– Совсем одичал в своих Европах. Хочешь поближе познакомиться с русской тюрягой и самым справедливым и гуманным судом?

Киллер все так же недоуменно покачал головой, но спорить не стал, а мобильник спрятал.

– Нужно расследовать, это же… человек… – На «человеке» Киллер явственно запнулся. Наверняка тоже не может сказать про труп «Поц». И «Миша» тоже не может.

– Сейчас мы позвоним Фильке, а она свяжется с полицией.

«Или не свяжется, но правильным европейцам об этом лучше не задумываться».

– Еще Сенсею, – тихо встрял Кир: как всегда, собранный, разумный и холодный, словно не его тут только что рвало в уголочке.

– И Твердохлебову? – спросил Ариец, уже доставший телефон.

Дон кивнул.

– Быстро звоним и уходим.

И тут же в трубке откликнулась Филька. Такая встревоженная, словно сердцем почувствовала неладное.

– Что случилось, Дон?

– Поца убили. Мы нашли труп.

– Где?

Дон назвал адрес, сам даже удивился, что способен трезво мыслить и ориентироваться в пространстве, несмотря на панику и истерику. Словно паниковал и истерил один Дон, а руководил ребятами и звонил Фильке – другой.

Филька помолчала секунду.

– Возвращайтесь к бане, ждите меня там, никому не звоните. Я скоро буду.

Тому, что Филька знает про баню, Дон даже не удивился, не до того было. Дождался только – еще целых несколько секунд, – пока Кир и Ариец закончат докладывать Сенсею и Твердохлебову, и махнул «на выход».

Филька появилась действительно скоро. Через каких-нибудь пять минут. Так торопилась, что даже переобуться не успела: ее выпендрежные, совсем не по строгим школьным правилам, сабо на деревянной платформе дробно цокотали по асфальту. И переодевалась в спешке. Дон снова чуть не заржал, так она смешно смотрелась в своем строгом черном пальто, ярко-красной широкополой шляпе – и в этих сабо!

Не истерить, напомнил он себе. Ржать, плакать и пить боржоми потом. Когда все закончится. А пока – на мне Семья.

Филька явилась не одна. Привела на поводке здоровенную волкоподобную псину. Бурую, с черной полосой вдоль хребта и крокодильими зубами.

Подумалось мельком – не сцепятся ли собаки? Черный-то так никуда и не ушел. Дождался на выходе из подворотни, довел до бани, а теперь сидел на ступенях – охранял. Их охранял, кого же еще?

Но нет, драться псы не стали. И рычать друг на друга тоже.

Даже не посмотрели, так, скользнули взглядами около и мимо и сделали вид, что второго тут нет и не было никогда. В точности как Филька и Эльвира, когда у них разногласия по поводу учебного процесса. Нет, не было, не знакомы – но слишком подчеркнуто.

Вот так и тут. Псы явно имели друг друга в виду.

Что удивило Дона куда больше, так это откуда вообще у Фильки взялся пес. Не было у нее никакого пса! Никогда! Ни псов, ни кошек, ни хомячков она не держала в принципе. Не любила. И они ее не любили – то есть не в том смысле, что недолюбливали и пакостили, а в смысле игнорировали. Как мебель.

А этот шел рядом, словно всю жизнь так и ходил.

И еще эта странная расцветка, что-то она Дону напоминала просто до ужаса. Но что – он не мог вспомнить. Что-то левое, совершенно не имеющее отношения к Поцу и убийству.

Тьфу ты. Так хорошо было об этом не думать!

А Филька же наверняка начнет расспрашивать…

Дон ошибся.

Не стала она ни о чем расспрашивать. Только оглядела Семью, сбившуюся в кучку около бани, потрепала пса по бурой шерсти и спросила:

– Ничего оттуда не брали? – промедлила мгновение, сама себе кивнула. – Вижу, что не брали. Значит – домой. И держитесь вместе не только сегодня. И помните: вас там не было, вы ничего не видели и не слышали. Если будет что-то, что вас касается, – сама расскажу. В понедельник. А теперь брысь спать.

Особенно хорошо Фильку понял черный пес. Выслушал, поставив торчком лохматое ухо, им же покивал, вскочил со ступеней, встряхнулся – и потрусил вперед, то и дело оглядываясь на Семью, мол, ну вы идете?

Несколько мгновений Семья продолжала смотреть вслед Фильке – та словно растворилась в вечернем тумане вместе со своей красной шляпкой и зверюгой на поводке.