Григорий Панченко: Чужие-3: Наш мир - тюрьма

– …В каждом семени есть обещание нового цветка. В каждой жизни, даже самой малой, хранится новая жизнь, новое начало!

Из растущей раны собаки хлестала липкая жидкость, судороги ротвейлера становились все слабее…

Рипли вдруг почувствовала странное покалывание в висках. Кровяное давление, что ли, скачет? Ну да, вот в носу лопнул один из мелких сосудов.

– Амен! – громоподобным голосом произнес Дилон, выбросив вперед правую руку.

И без команды кто-то нажал на кнопку, наклонив платформу подъемника.

Два окутанных пластиком тела – большое и маленькое, похожие на блестящие куколки, кружась полетели в вулканические недра печи.

И в тот самый миг, когда клокочущий металл принял в себя тела капрала Хиггса и Ребекки Джордан – Головастика, из ноздри Рипли ударила струйка крови.

Одновременно с этим собачья грудь наконец лопнула, и наружу высунулась страшная, неописуемая голова, покрытая бесцветной слизью. И долгий скрежещущий крик прорезал воздух…

Чужой вновь пришел в этот мир.

Клеменс посмотрел на Рипли, и она поспешно вытерла кровь рукавом.

Шумела вода в душе, но тюремная звукоизоляция была ниже всякой критики. Даже упругий плеск водяных струй не заглушал голоса за стеной. Сначала Рипли не очень прислушивалась, но потом поняла, что разговор идет о ней, – и замерла, улавливая доносящиеся до нее обрывки фраз.

– …Странно это все-таки: во всем экипаже – одна женщина. И именно она и осталась в живых! Не понимаю…

– Чего ты не понимаешь? – вмешался другой голос, грубый и хриплый. – Бабы – это дерьмо. Все, без исключения. Вот поэтому-то они всегда выплывают. Уяснил?

– Нет. Что-то тут иначе. – Обладатель первого голоса, похоже, не утолил свои сомнения. – Быть может… Ну, не знаю…

– Чего ты не знаешь, умник?

– Может быть, на ней лежит какое-нибудь предначертание Господне? – наконец решился выговорить первый.

Его собеседник даже задохнулся от возмущения:

– На ком? На бабе?! Ну, ты даешь! Женщина – сосуд греха, вместилище мерзости, не веришь мне – спроси у Пресвитера!

За стенкой по другую сторону от Рипли тоже говорили: гогоча, хлопая по мокрому телу, сочно причмокивая:

– А задница у нее ничего – крепкая, сразу видно. И вот здесь тоже все в порядке, как надо!

– Да что там болтать! Я тебе вот чего скажу, давай…

Говорящий инстинктивно понизил голос, и его перестало быть слышно. Потом тишину прорезало слитное ржание двух мужских глоток.

Рипли поежилась. К счастью, те, кто конструировал тюрьму, душевые кабинки догадались сделать отдельными. Но коридор был общим для всех. Пожалуй, ей следовало поспешить, пока к ней в кабину не ввалилась пара уголовников, одетых только в татуировку. Она быстро накинула комбинезон, протерла запотевшее зеркало, чтобы причесаться. Но из зеркала на нее глянуло совершенно незнакомое лицо: осунувшееся, с тенями под глазами и с непривычно голой кожей там, где должны быть волосы.

Рипли осторожно тронула пальцем свою наголо обритую голову. Что ж, теперь ей придется привыкать обходиться без расчески.

Она усмехнулась при этой мысли. Без чего только ей не приходилось обходиться!

Медленно, стараясь ступать неслышно, Рипли выскользнула из душевой, осторожно пробираясь между облицованными блестящей плиткой стенами. Они казались такими надежными, массивными – имитация бетона и кафеля. На деле это был тонкий пластик, который, как выяснилось, звук не держит и от вторжения, конечно, тоже не защитит.

Внезапная мысль остановила Рипли. Выходит, на этой планете запираться бессмысленно? Получается, что так. Несмотря на бронированные двери, стальные переборки, замки и засовы… В старом, обветшавшем здании тюрьмы, среди хаотического переплетения комнат, коридоров, рабочих помещений обязательно найдется какой-нибудь незамеченный ход. И уж конечно эти тайные тропки не являются тайными для тех, кто провел на Ярости значительную часть жизни. Значит…

Значит, надо с самого начала поставить себя так, чтобы запираться не пришлось.

Окончательно эту мысль Рипли додумала, уже подойдя к госпиталю. Там ей, согласно распоряжению директора, полагалось дожидаться обеда, который кто-то (наверное, тоже заключенный?) должен принести из общей столовой. (Неужели сейчас только обед?.. Час дня по местному времени. Немногие десятки минут отделяют ее от катастрофы, гибели товарищей, от невозможных, несуществующих воспоминаний о произошедшем в гиберсне…) Рука ее уже легла на дверь. Но Рипли так и не вошла в госпитальный отсек.