Василий Орехов: Миссия невыполнима

Четверо конвойных долго вели закованного в силовые наручники Пестрецова низкими темными коридорами, затем погрузили в лифт. Ему не завязывали глаз и не пытались запутать в многочисленных тюремных переходах, водя кругами, из чего Родим сделал вывод, что либо его ведут на казнь, либо собираются куда-то переместить. Вполне возможно, начнут готовить к отправке домой – если он действительно козырь для Рашада, передаче заложника Империи будут предшествовать личный сеанс связи для подтверждения того, что он жив, взятие генетического материала для идентификации и так далее. В любом случае торопиться покончить с собой не следовало. Это было второе умение после терпения, которому обучали в русском диверсионном спецназе, – выдержка. Никогда не следует торопить события, если они с равной вероятностью могут развиваться в нескольких направлениях. Откусить себе язык он вполне успеет и потом, когда его станут откармливать, отмывать, приводить в порядок и переодевать в цивильное, дабы предъявить императору более или менее ухоженного заложника, а не изможденного пленника с воспаленными глазами, обветренными губами и ввалившимися щеками.

Лифт двигался очень долго. Родим даже не подозревал, что секретная политическая тюрьма «Аламута» расположена так глубоко под дворцом. Это подтверждало его худшие опасения – его явно не переводили в другую камеру и не транспортировали в помещение для ритуального отсечения головы. Его везли на поверхность.

Песца вывели из лифта, провели по нескольким длинным коридорам и лестницам, передали другим охранникам и посадили в другой лифт. Да, пожалуй, побег из этой тюрьмы действительно был делом безнадежным – даже вырвавшись из камеры, заключенный неизбежно заблудился бы в хитросплетениях подземных катакомб и рано или поздно был бы зажат взводом плазмометчиков в одном из темных тупиков. Очередная четверка сопровождающих была одета в форму личной королевской гвардии, так что сомнений у Родима больше не оставалось. Он – просто разменная пешка в игре крупных мировых держав. Что ж, эфенди Рашад, хорошо. Поиграем в эти игры. Вы опытный шахматист и обязаны знать, что пешка, достигшая последней вражеской диагонали, превращается в ферзя.

Его еще дважды передавали с рук на руки. Коридоры, в конце каждого из которых приходилось преодолевать мощные затворные ворота, напоминавшие двери бункера, становились все шире и роскошнее. В какой-то момент Песец сообразил, что его ведут во внутренние дворцовые покои. Любопытно, любопытно. Король хочет в последний раз с глазу на глаз побеседовать с узником? Что ж, у Родима еще достаточно сил, чтобы сделать эту беседу незабываемой.

Его привели в просторный зал, украшенный богатыми коврами и настенными фресками. Похоже, это была все та же королевская библиотека – вдоль стен располагались высокие, в два человеческих роста, стеллажи, заполненные древними бумажными книгами в кожаных переплетах с арабскими письменами на корешках. В центре библиотеки был установлен столик, сервированный свежими фруктами и изысканными закусками, возле придвинутого к нему мягкого дивана дымился кальян. Один из гвардейцев молча снял с Пестрецова силовые наручники, и все четверо охранников, не произнеся ни слова, вышли из библиотеки, плотно притворив за собой дверь.

Бросив взгляд на стол, Песец хмыкнул и, растирая затекшие запястья, опустился на диван. К королевским подачкам он прикасаться не собирался.

Прошло несколько минут. Внезапно массивные двери снова отворились, и в зал ввели живого и здорового Лося. В полном безмолвии его подвели к дивану и сняли с него наручники. Когда гвардейцы удалялись, Родим уловил в их резких движениях и настороженных взглядах искоса неподдельный страх. Похоже, Лось в своем заточении причинял тюремщикам куда больше хлопот, чем хладнокровный Пестрецов. А уж когда двое Горностаев собрались вместе, гвардейцам определенно стоило опасаться за свою безопасность, невзирая даже на разрядники на боевом взводе, которые охранники сжимали в руках.

Когда гвардейцы покинули помещение, Родим встал, шагнул к Казимиру, и они крепко обнялись. Затем оба в полном молчании уселись на диван, ожидая, чем закончится это представление. Библиотека вполне могла прослушиваться, поэтому самым мудрым в сложившейся ситуации было сохранять безмолвие. Витковский до сих пор был жив и не изувечен, и это зарождало в сердце Песца безумную надежду на то, что и со Светкой все более или менее в порядке. Но он гнал ее от себя, ибо эта надежда ослабляла его, как ничто другое…