Вячеслав Маликов - Владивосток Read Only

– Это значит, что под обстрелом весь город.

Демонег кивнул группе милиционеров, заканчивая разговор, и подошёл к Ивану, который стоял оперевшись спиной на свою машину и скрестив руки на груди. На его хмуром лице залегли глубокие складки между бровями, визуально удлиняя и заостряя форму носа.

– Зачем же Старый Город? – задал он риторический вопрос Демонегу.

– «Центр мониторинга окружающей среды», – пояснил Демонег. – Тут же, в этом же здании находился главный пульт связи со спутниками, ведущими наблюдение за городом.

– Это городские. Военные всё равно остались на связи.

– Пока ты достанешь разрешение на работу с данными с военных спутников, пара часов пройдёт. К тому же, по каждому конкретному случаю запроса нужно ждать пару часов. Карт-бланш для работы с ними тебе никто не даст.

Вокруг машины сновали люди, завывали серены, роботы разбирали завалы. Тяжёлые дизельные грузовики вывозили мусор и обломки, беспрестанно собираемые роботами.

– Работали профессионалы, – напарники обернулись. К ним по упавшей керамической плите, уверенно ступая ногами в армейских берцах, подошла невысокая японка лет тридцати. Тело её было скрыто под чёрным коротким плащом, из под которого виднелись тонкие стройные ноги в чёрных колготках. Смоляные прямые густые волосы, образуя каре с резкими острыми краями, обрамляли приятное овальное лицо, на котором в глаза сразу бросалась одна деталь – вместо правой брови у женщины красовалась чёрная замысловатая кандзи-татуировка, один из штрихов которой заменял отсутствующую бровь. Иероглиф, который лёг в основу татуировки, был милиционерам незнаком.

– Позвольте представиться: старший оперуполномоченный

антитеррористического отряда прямого подчинения управления внутренних дел Находки капитан Ишикава Риокхан-Скаратова, – женщина протянула руку, заключённую в чёрную перчатку без указательного пальчика, сперва Демонегу, а потом Ивану.

– Демонег Уверов.

– Иван Рикудзава.

– Очень приятно. Вас-то я и искала, – Ишикава достала из кармана плаща пачку сигарет и зажигалку. Прикурив, она выпустила бледную струйку дыма и продолжила:

– Не думайте, что я пришла забирать у вас всю славу в этом деле, – остановив протестующие слова милиционеров, женщина продолжила, – я просто выполняю свою работу, которая заключается в том, чтобы максимально эффективно разобраться с проблемой. Я и мой напарник – который скоро подойдёт – специализируемся на терактах. Надеюсь, наша помощь будет вами принята благосклонно. В курс дела меня посвятили насколько возможно по пути сюда, а теперь я бы хотела выслушать всё из первых рук – от вас.

Иван и Демонег переглянулись. Потом Иван пробасил, приглаживая свои короткие русые волосы:

– Тогда прошу в ближайший бар.

Затянувшись, Ишикава бросила взгляд на небо и кивнула, соглашаясь.

Над головой было серовато-голубое небушко, по которому медленно кочевали маленькие бледненькие облачка и где-то сбоку и внизу висело прохладное жёлтенькое солнышко. Больше в мире не было ничего.

Седой, но ещё не старый мужчина-азиат в потёртых джинсах и линялой зелёной майке сидел на бетонном исколотом парапете, свесив ноги над заливом. Рядом с ним лежала его кожаная вытертая куртка, из которой с одного краю торчали бледные худющие ноги, а с другого – не лицо, а застывшая маска с широко открытыми чёрными глазами и плотно сведённым судорогой ртом.

Мужчина прикурил сигарету и, выпростав руки вперёд, одной разжал не сопротивляющийся, но вздрогнувший словно от удара рот, а другой вложил в него сигарету. Глаза из под куртки даже не повернулись, лишь открылись ещё шире, чем прежде. Мужчине на краткий миг почудилось, что он услышал такой дикий вопль, отчего его пробрал мороз, а тело покрылось гусиной кожей. Отняв руку, он с болью посмотрел в лежащее перед ним лицо.

Девочке было пятнадцать лет. Бледное и исхудавшее тельце было

завёрнуто в его куртку – больше одежды не было. Чёрные спутанные волосы с комками запёкшейся крови разметались по выщербленному бетону парапета. Из ореола волос вверх поднималось овальное личико – бледное, как смерть. Под левым глазом багрово мерцал трёхдневный кровоподтёк. Нижняя губа была рассечена, нос – сломан. Правую сторону лица практически не было видно из-под корки запёкшейся крови, которая отвалилась местами ломкими квадратиками, словно иссушенная земля, вскорости собирающаяся стать бесплодной пустыней. Над правым глазом не было брови – она, как и кожа вокруг, была срезана чем-то острым. Края раны были неровными, и ужасающими.