Наиль Якупов: Хрустальная мечта (СИ)

Кравчик замер, не зная, что ответить. Он был рад тому, что остался жив и на том спасибо. Внезапно раздался шум шагов, в комнату вбежал грязный и помятый солдат.

— Дворец вот — вот падёт! — задыхаясь, произнёс он.

Офицеры, стоящие в комнате, радостно переполошились.

— Отличная новость! — громко крикнул Музыка, хватая лежащий на столе пистолет и протягивая его Кравчику, произнёс. — Давай, солдат, я могу положиться на тебя!

Парень молча взял оружие. Другого выбора у него не было. Капитан опять спас ему жизнь, и как в прошлый раз, снова платой за это была служба под его началом.

— Да, и дайте ему китель с повязкой, — добавил офицер, возвращаясь к столу и забирая с него свои личные вещи.

Парень толком не осознавал того, что творится вокруг. От волнения у него напрочь пропала способность думать. И к слову, это качество для солдата во все времена считалось самым полезным. Не думающий солдат и в печь полезет.

Вместе с капитаном и другими военными юноша вышел во двор, на котором уже стоял заведённый и готовый куда‑то ехать грузовик. Молодой человек вслед за остальными солдатами и офицерами погрузился в кузов машины. Он пытался осознать то, что происходит и что делать дальше. Ведь ему надо было к ведьме. 'Ну как вырваться из всего этого?', — спросил он сам себя и не нашёл ответа. Стоявший рядом солдат протянул ему карабин и китель. Кравчик снова оказался в армии, он опять был юным ополченцем.

Машина, гружённая военными, помчалась в сторону раздающихся глухих взрывов. Были взяты пулемёты и ящики с патронами, так что места в грузовике было немного. Солнце продолжало ярко светить, а деревья наливаться зеленью. Но пейзаж всё же был каким‑то необычайно мистическим. Казалось, что всё вокруг проживает последнюю секунду своей жизни. Живое и неживое, одушевлённое и неодушевлённое, шумное и молчаливое — пульсировало, не в силах ничего поделать перед надвигающейся смертью.

Пригороды вскоре закончились и начались улицы пыльной столицы. Они были не такими, какими Кравчик увидел их в первый раз. Жители исчезли, всюду были видны следы боёв — изрешечённые здания и подбитая, обгоревшая техника. Город не был тем серым, грязным, с безразличными прохожими. Теперь было ощущение того, что город перерождается, и своё перерождение он начал, разумеется, с уничтожения и избавления от людей.

Впереди раздавался грохот пушек. Это и были те отдалённые взрывы, которые доносились в пригороды. Машина вырулила на длинный и пустынный проспект. Кравчик увидел, что в конце этой широкой улицы начинается круглая площадь с огромным и величественным зданием посередине. И, судя по всему, когда‑то оно было красивым и изящным. Теперь же, две пушки, расположившиеся на середине дороги, лихорадочно палили по нему, изо всех сил пытаясь уничтожить этот возвышающийся над всем городом дом. Вокруг валялись ящики и суетились солдаты.

— Что это за здание? — спросил Кравчик у солдата, стоящего рядом с ним в кузове.

— Это королевский дворец! — радостно ответил тот.

Молодой человек, зажмурившись, посмотрел на несчастную постройку. Её сверкающий, золотой купол был разрушен, а из окон валил густой дым.

— Ещё немного и падёт! — радостно крикнул кто‑то.

'Так вот где жила Зоя', — подумал Кравчик. Ему вдруг стало жалко это ни в чём не повинное строение. Для него оно всего лишь являлось творением искусства архитектуры, но пушкам до этого не было никакого дела. Они продолжали методичное разрушение.

Грузовик с солдатами остановился. Вытаскивая пулемёты и ящики с патронами, военные начали выгружаться. Кравчик вслед за всеми выпрыгнул из кузова машины на брусчатую мостовую. Кругом была гарь и копоть. Раздалась команда офицера, и солдаты быстро построились в шеренгу. Юноша был вынужден встать в строй. Он замер под звук орудий, которые с интервалами извергали из себя снаряды и по дуге посылали их во дворец, в котором укрылись мятежники генерала Корнели.

Раздавались какие‑то крики и различные разговоры, но юный ополченец не слышал всего этого, он стоял, погрузившись в мысли: 'Снова с оружием в руках, снова должен играть в эту проклятую игру со смертью. Какой же я дурак, что оставил Зою, этот прекрасный дом и океан, полный медуз. И зачем мне Самура? Она, наверное, давно уже погибла, может, от бомбёжки, а может, она и вовсе осталась там, в метро. С чего я взял, что она здесь? Вообще с чего я взял, что та жизнь когда‑то была? Я всегда жил здесь, каждое движение этого мира мне так близко и знакомо. Нет, всё это бред! Нужно вырываться из этого порочного круга. Пускай перебьют друг друга или станут вечно танцующей толпой карнавала. Мне плевать, плевать на ведьму и на Самуру, на эту войну и атомную бомбу! Хочу домой!'