Анастасия Машевская: Коготь и цепь [litres]

– Да ладно, дедушка, вы ведь сами сказали, что можно по-простому, как в семье.

– Сколь бы ни была коротка дистанция, нельзя отказывать человеку в уважении, – заметил Иден, не прекращая ехидно щуриться.

Бану на это никак не отреагировала, продолжив здороваться с родственниками. Энум надулся и молчал. Свита танши кланялась вместе с госпожой.

– Ну что это, хм, да, что ж, – принялся размышлять тан в привычной манере. – Надо бы к ужину подать больше приборов, да? – Как и следовало ожидать, несмотря на улыбчивое лицо, в голосе Идена не было и тени радушия или восторга по этому поводу.

– Нет-нет, – отказалась тану. – Мы не намерены обременять вас. Мои люди подождут в городе, если позволите, да и я не задержусь надолго.

– Так тебя привело какое-то дело? – Иден вскинул брови, отчего сквозь щелки его небольших глаз насыщенно зеленой полосой мелькнул интерес.

– Да, – кивнула Бану. – Семейное. Полагаю, как главы домов, мы могли бы обсудить его вдвоем.

Иден улыбнулся – на этот раз в душе. Он любил деловой подход, хотя никому и никогда не признавался в этом. Хотя бы потому, что не всегда мог проявить его сам. Старик помахал рукой, веля всем убираться. Бансабира оглянулась на сопровождение:

– Одхан, Раду, Шухран и Вал – вы останьтесь за дверью. Гистасп… – Альбинос подался вперед самую малость, выдавая готовность исполнить любой приказ: ему здесь откровенно не нравилось, и Иден Ниитас не вызывал в нем ни одной хорошей мысли.

– Остальных уведи в город и расквартируй на несколько часов в ближайшей гостинице.

– Как прикажете.

Когда таны остались вдвоем, Иден предложил перебраться в трапезную, напомнив внучке ее же словами, что «всякие переговоры и вовсе требуют стола». По указу Ниитаса принесли воды и молока (Бансабира налегла на второе): даже на исходе лета в этот год было жарко и душно, и пить хотелось почти всегда. Сделав несколько глотков, Бансабира подняла на деда, сидящего напротив, прямой взгляд. Тот ответил «в тон», и танша поджала в усмешке уголок губ: у нее и впрямь его глаза.

– Перво-наперво, я хочу сказать вам большое спасибо. Вы невероятно помогли мне в декабре: и припасами, и тем, что не дали пройти убегавшим Шаутам, и тем, что помогли взять Нера.

– Пф, – фыркнул Иден, – а ты думала, я взвалю месть за свою дочь всецело на плечи семнадцатилетней беременной девчонки?

Бансабира усмехнулась уже открыто:

– К тому времени я уже родила вашего правнука и не была беременной.

– Это мало что меняет. Твой отец, жалкий трус, оказался не способен принять ответственность кровной мести, и этим занялась ты. Я не мог отказать в поддержке, когда речь шла об убийстве Ранди Шаута. Правда, я слышал, он у тебя в плену.

– Именно так, – солгала Бану, намеренно не отзываясь на оскорбление в адрес отца. Не это сейчас важно. – Однако я повинна в смерти его дочери Сциры, двух его сыновей, включая одного из ахтанатов, и пленила почти всех выживших мужчин его дома.

Иден вздохнул и перестал улыбаться. Его брови вдруг опустились с углов, и лицо сделалось печальным и уставшим, как на покаянии перед алтарем Праматери.

– Это печальная участь, – сказал старик, и Бану поняла, что дед говорит не о пленных и убитых, а о тех, кому доводится быть им причиной. – Я рад, что тебе хватило духу не отступить, когда ты поняла, что значит иметь собственного ребенка.

Страшные воспоминания скользким ужом заползли в душу. Женщина махнула головой, прогоняя горечь памяти.

– Не будем об этом.

Иден качнул головой в знак согласия и вновь принял благодушный вид:

– Ну, так чем обязан? Вряд ли ты проделала такой путь, чтобы лично высказать мне благодарность или выслушать мои соболезнования и поздравления? Или за тем, чтобы сообщить результаты переговоров в Орсе относительно малолетки, которую выбрала Тахивран.

– У меня две причины увидеться с вами. Первая, как ни странно, связана с раману. Когда я уходила из Гавани Теней в прошлый раз, перед тем как… как стать тану Пурпурного дома, я обнаружила там кое-что. Об этом не знает никто, кроме меня, и сейчас мне тревожно, как не было давно. Думаю, стоит знать кому-то еще. Кому-то, кто в случае необходимости сможет использовать эти знания правильно и поступить верно.

Иден в ожидании совсем чуть-чуть приподнял брови. Бану набрала воздуха в грудь – и решилась.

Лицо Ниитаса почти не менялось в процессе рассказа, лишь иногда чуть приоткрывались и обратно сощуривались глаза, и дергались вниз обычно приподнятые тонкие губы.