Точнее, это были не зубы, а клыки – все сразу, по тридцать два у каждого, а может быть, и больше. Гораздо сильнее поразило Александра, и заставило застыть в ступоре выражение этих лиц. Точно такое же он видел вокруг себя каждый день, с девяти утра до шести вечера; то есть полный рабочий день. И такое же выражение росло и развивалось в физиономии, которую он сам видел в последнее время в зеркале. Это были внешне очень доброжелательные, а на самом деле хищные и предвкушающие улыбки профессиональных менеджеров, вышедших на охотничью тропу. В тот момент, когда на нее же ступила нога жертвы. То есть потенциального клиента.
– То есть меня, – не менее хищно, но не так откровенно усмехнулся Александр.
Пацанята, видимо, что-то почуяли. Оказавшись на земле (точнее, на горячей пыли), они явно были готовы задать стрекача. Но пара слов, которыми они перекинулись, и которые не принесли ему ничего в плане информации, поскольку ни одного из них Саша не понял, заставили их протянуть в его сторону сразу четыре руки. Протянуть так резко, что он едва сам не отпрыгнул подальше от сумки, мазнувшей его по лицу удивительно прохладным дуновением воздуха, и ставшей почти родной вязью букв из бисера.
Александр все же сделал шаг назад, чтобы прочесть надпись на сумке, повисшей в четырех зеленых ладонях. И, уже ничему не удивляясь, прочитал вслух, по слогам: «Сумка последнего шанса». А ниже более мелким, заставлявшим удивиться и восхититься мастерством неведомой вышивальщицы, было добавлено – скромно, и одновременно вызывающе – «От Армани».
– Однако, – пробормотал парень, принимая предмет торга (ничем иным эта сумка сейчас быть не могла) в руки.
Потрепанная временем и руками (лапами) ее прежних владельцев, кожа была на удивление приятной на ощупь. Даже складывалось впечатление, что она уже давно принадлежала Александру, и что именно с ней он каждое утро заходил в офис родного банка, и что…
Представив себе эту картинку, эту сумку, лямку, накинутую на его специально пошитый костюмчик… парень согнал с лица мечтательную улыбку, и опять представив на месте собственной физиономии полуторный силикатный кирпич, процедил сквозь зубы, среди которых было лишь (!) четыре клыка:
– И сколько вы за эту рвань просите?
В том же самом дальнем уголке сознания, который он обнаружил в собственной голове минутой раньше, прозвучал другой вопрос: «А на кой хрен тебе эта сумка вообще нужна? И чем ты собираешься рассчитываться?».
Но первую часть вопроса тут же перебили громкие вопли двух малолетних продавцов, в которых Александр опять не понял ни слова. Зато без всяких усилий разобрал их смысл: «Бери, уважаемый, бери – не пожалеешь!».
– Пожалею, ой как пожалею, – подумал он опять той самой частью себя, которая, наверное, и называлась инстинктом самосохранения.
Другая же часть практически без его собственного участия уже сунула руку в карман пиджака, и пересчитывала ту немногую наличность, что всегда присутствовала там. Вообще-то как вполне официальный солдат огромной армии банковских служащих Саша предпочитал рассчитываться карточками. Парочка таких и сейчас грела душу и внутренний карман пиджака. Но в троллейбусах и автобусах пока почему-то принимали только наличность. А мучить собственный двухцветный «Фольксваген поло» в февральских сугробах он не хотел…
Обведя взглядом еще раз улицу, главной частью которой по-прежнему был толстый слой пыли, обжигавший даже сквозь подошвы туфель, он медленно вытянул из кармана монету. Самую крупную из тех, что там лежали. Крупную по размерам.
– Пять рублей, пять рублей, – почти пропел Саша на мотив старой песенки, – это много или мало…
Зря он так отвлекся – совсем как клиент, впервые попавший в банк. Монета неведомым образом исчезла из стиснутых пальцев. Парень даже не почувствовал, как ее выхватил один из оборванцев.
– И кто тут из вас такой шустрый? – процедил он сквозь зубы.
На этот вопрос ответа не получил. Зато понял другое. Оба были хитрющими. И еще жадными – до чужого добра. Которое всеми фибрами своих душ (если они у них были) пытались сделать своим. Прежде всего вмиг ставшими жалобными физиономиями и четырьмя руками-лапами, протянутыми вперед. Еще одна монета, теперь уже десятирублевая, оказалась на одной из них, и так же моментально исчезла. А Александр добавил в свой кирпич цемента (или из чего там их изготавливают?), и сказал, обращаясь поверх двух зеленых голов, практически лишенных волос:
Читать дальше