Оксана Демченко: Цветок цикория. Книга II. Дом для бродяги

Я осторожно выдохнула. Благодаря Васе не придется врать. Хорошо: я ведь совсем не умею! А правда такова, что вслух и полслова не выговорить.

– Дымка, – прошептал Паоло.

Мой призрачный кот… а мой ли? Он выбрал Паоло: вот поднялся на длинных лапах, выгнул спину – и широко раскрыл крылья. Перламутровые, золотые и опаловые, со вставками всех цветов осени. По салону прокатилась волна можжевелового запаха… Дымка, уменьшаясь на глазах, перелетел на плечо Паоло, забрался ему в волосы. Наверное, это приятно и щекотно – когда возле уха пристраивается живая брошь.

Моргаю, встряхиваю головой, морщусь… зрение шалит, поддакивая воображению: вижу дэва то крохотным котенком, то крылатым слоненком размером с мошку, то золотым мальчиком, очень похожим на Паоло. Вот тебе, Юна, твоя же сказочка – охай и держи челюсть обеими руками.

– А ведь ты ребенок, – вдруг поняла я. – Дымка, ты совсем дитя! Забрался далеко от дома, скучал… искал друга, который любит сказки? Да уж, вы поладите. Навещай меня иногда, ладно?

Дэв промурлыкал что-то неопределённое. Паоло зевнул, прикрыл глаза и задремал. Он улыбался во сне. Наверняка видел жаркое лето, волшебные цветы на изумрудном лугу, облако-слона… Вася бережно обнял названого брата. Выбрался из машины и двинулся к особняку. Следом заспешила я. Шнурок-Пашка поддерживал под локоть, он же нес мою сумку. Минувшей ночью я умудрялась забывать и бросать эту многострадальную сумку буквально везде, а она не потерялась. Чудо. Будет время, расскажу Павлушке сказку о сумке-неразлучнице.

– Лом отнесет Паоло и после сам решит, что ему делать и куда идти. А вам прямиком в кабинет, я провожу, – прошептал Юра. – Там… плохо там, Юна. Думаю, Яркуту уже рассказали про доноров и обмен тел. Советник все лето болел, из-за этого ощущал себя ущемленным, его берегли от новостей. Он едва терпел. Подумайте, как туго заведена пружина его гнева!

– Понятно. Где Юлия?

– Думаю, она и рассказала, сама. Больше некому: Николо занят, Дарья Ильинична с ним, Курт далеко, Юсуф проверяет охрану. Было покушение на Николо. К счастью, обошлось, но день тревожный, все хотят надежды и определенности. Вот я и тороплю вас. Очень переживаю за Юлию, хоть она мне и не друг. Простите, вам она… враг? Вам неудобны мои оценки?

– Мне она не враг, точно. И я тоже переживаю за неё. Яркут совершеннейший дикарь. Пружина настроения? Ха, да там бомба готовая.

Пашка Котов кивнул со вздохом. Мы быстро поднялись по лестнице. И как я шею не свернула, на бегу рассматривая залы и переходы! Старалась не отвлекаться, но было трудно. В этом доме мне нравилось все – ковры, паркет, мебель, гобелены, отделка стен и потолков, вазы и цветы в них, шторы, картины, люстры… Тот, кто продумывал стиль особняка и наполнил его вещами, невероятен. Понимать цвет и форму в их полноте – огромный дар.

Приемная перед кабинетом оказалась скучнейшим местом в особняке. Она… никакая. Всего лишь богатая и помпезная. Наверняка старая, обустроенная до большой переделки стиля. В приемной находились трое. Два пацана меня запросто проигнорировали. Третий, их старший, вошел через боковую дверь одновременно со мною, с порога кивнул всем и вдобавок дернул подбородком, указуя мне: мол, шагай сразу в кабинет, не задерживайся. Я собралась кивнуть в ответ… и споткнулась! Это же он, наипервейший друг-соперник Васи Норского – южанин по прозвищу «Топор». До чего переменился! И лицом, и фигурой, и походкой. Прежними остались лишь глаза: бездонно, беспросветно черные, словно зрачок сплошной. Словно это не глаза, а неразбавленная тьма за последним порогом. Мороз по спине… не перепутать. Если Топор глянет на меня из дальнего окна через всю площадь, и то, пожалуй, замечу. Уж точно он зрячий во тьме. Может, от рождения? Не знаю. Позже спрошу, а пока – Котов забегает вперед, чтобы открыть дверь – а я наконец-то киваю Топору.

– Признателен за готовность помочь, – едва слышно шепчет он, пока я шагаю через комнату и думаю: как его зовут по-настоящему? Котов мне говорил имя. Вроде бы Юсуф. Взрослое, солидное имя. И сам юноша под стать! У него манеры человека, уверенного в себе и своем деле. Помнится, недоросль-Топор был молчун и дикарь, а нынешний Юсуф освоил вежливость, которую носит… как парадный фрак. Хотя для меня, по старой памяти, добавил в голос живых интонаций, даже обозначил волнение: – В кабинете тихо. Наставник молчит уже десять минут. Я отложил дела и пришел. Это опасно. Тишина хуже любого шума.

– Еще бы. Так. Я готова, открывай.