– Так, может, Вы нам чего поведаете! Так, чтобы мы и не могли после разобрать, правда то была, а ли вымысел?! – Сева явно провоцировал старого охотника на отменный рассказ.
– Хм! – задумчиво улыбнулся Егор Кузьмич, явно вспоминая какой-то эпизод из своей долгой жизни. – Значит, быль-небыль хотите услышать? Ладно, так тому и быть! Будет вам история! А ну-ка, парнишка, принеси мне вон ту «песню зачехлённую»! – мужчина обратился к сидящему ближе всех к входной двери Сане, указывая на прислонённый к стене потёртый камуфляжный чехол. Саня, недолго думая, поднялся со своего места, и, взяв предмет, передал его пожилому мужчине, а тот как-то по-особенному бережно и уважительно положив его к себе на колени, аккуратно извлёк из него разобранную на две части старинную охотничью двустволку. – «Серафимушка»! – Нежно и одновременно грустно отозвался Егор Кузьмич, своими немолодыми руками поглаживая причудливые металлические узоры, которыми щедро были «награждены» цевьё и ствол ружья с внешними курками. – Сколько раз ты меня выручала! Сколько раз мне за тебя «полцарства» предлагали, только не знают богатеи и «толстосумы» всего про нас! – Мужчина задумчиво обвёл глазами присутствующих, остановив свой взгляд на Ярославе, который одобрительно кивнул ему в ответ, настроив объектив камеры для записи и поправляя на одежде Егора Кузьмича заранее прикреплённый микрофон. – Все вы видели это ружьё, знаете, как я его называю! Только я никому, никогда не рассказывал, кто ему имя такое дал нежное, женское!
– Рассказывайте, рассказывайте, Егор Кузьмич! – Кивая головой, подбодрил пожилого рассказчика Ярослав, заметив у того секундное замешательство.
– Ну, тогда слушайте! – Промолвил мужчина, и, всем присутствующим показалось в тот момент, будто даже вся комната вместе со слушателями погрузилась в безвременье, растворившись между строк повествования старого охотника.
***
– Случилось это сразу после войны, зимой сорок пятого – сорок шестого годов. Время было трудное, голодное! Ту скотину, что была по дворам, давно уже порезали, да и колхозную чай, тоже. Как говорится: «Всё для фронта, всё для победы над ненавистным врагом!» – начал свой рассказ мужчина, стремительно «скидывая», как по мановению волшебной палочки семь десятков лет и превращаясь в юного паренька. – Мне в ту пору едва исполнилось пятнадцать лет! Жил я тогда в маленькой далёкой деревушке. Куда ни глянь, кругом леса! Дороги, что были, метелями перемело! Машинам и лошадям не проехать, только на лыжах идти! Стариков, женщин и детей много, а мужиков, почитай, что и нет! А те, что с фронта вернулись, все поизраненные. Вот и собрал помимо нескольких мужчин нас, местных подростков, председатель, да и говорит: «Ребятки, дорогие мои, не беда, что мороз! Беда, что с голоду вся деревня помрёт! На охоту идти нужно, промыслом заняться для прокорма местных жителей!» Присутствующие оглянулись меж собой, у кого руки нет, у кого ноги, какие из них охотники. Тогда я, мужчина один и ещё три соседских паренька, конечно, сразу и откликнулись на его просьбу, да собрали весь охотничий инвентарь, состоящий в основном из «фроловок» (переделанных в гладкоствольные ружья старых нарезных винтовок – примечание автора). Без долгих раздумий отправились мы вшестером за промыслом, и по подсказке председателя наш путь пролегал через дальний хутор, где жил вернувшийся с фронта охотник, которого почему то все за глаза называли «Лютым».
Я тогда с ним повстречался в первый, и как выяснилось чуть позже в последний раз. Не знаю, чем я ему глянулся, но когда мы разбились на пары охотников, он выбрал меня.
– Как звать тебя, парень? – первым обратился ко мне «Лютый», показавшийся мне тогда почти стариком с поседевшими усами и бородой.
– Егорка! – коротко представился я, с интересом разглядывая жилище «Лютого» и его узорную, ещё царских времён двустволку, с которой он бережно обращался, готовясь к охоте.
– А меня дядькой Степаном кличут! Ты вот что, Егорка, со мной в паре пойдёшь! Путь будет нескорый, потому ты своё «ружо» здесь ещё раз на исправность проверь! – Проговорил, улыбнувшись одними глазами, «Лютый» тихим баритоном, но не терпящим возражений.
Чуть погодя, условившись о времени и месте охоты, три наши промысловые пары разделились, договорившись встретиться возле далёкого старого сруба, служащего ночлегом для охотников, застигнутых непогодой. Я, встав на лыжи и следуя за дядькой Степаном, отправился с ним оговоренным маршрутом. «Лютый», будучи опытным охотником, шёл одним, только ему понятным маршрутом, иногда останавливаясь и без слов показывая мне на едва заметные приметы: то чей-то след в глубоком снегу, то клок шерсти или ободранные ветки и кора на стволе дерева.
Читать дальше