Евгений Биктимиркин: Планы бытия. Рассказы

Софрону стало душно, и он пошёл в другой конец коридора, – туда, где упала уборщица. Он не понимал, почему и здесь нужно территориально ограничивать мужчин от женщин.

Когда он почти дошёл до конца, увидел, что бедная уборщица с выраженной полнотой, которой, вполне возможно, скоро помирать от холестерина, и которая бы ни за что не согласилась на такое по своей воле, пытается вымыть лужицу собственной крови. Она разодрала руку обломком швабры.

– Господи, Вам помочь? – выскочило из могучей груди Софрона, а у самого чуть слёзы не потекли.

– Сама справлюсь! – отрезала тётка.

«Ну ладно, значит сильная» – подумал С. и пошёл обратно. Но затем вернулся и спросил с ангельской улыбкой:

– А купаться здесь можно?

– Да, только здесь и можно. – Она так ответила, словно уже забыла, что у неё течёт кровь.

– И как водичка? Ласкает?

Тут боярыня-клуша так на него посмотрела, словно съесть его захотела, но перед этим попытать:

– Хорошая.

Полминуты они стояли и смотрели друг другу в глаза. Ни тому, ни другой не приходило в голову, что надо что-то делать.

Вдруг Софрон понял, что ему надо искупаться, и ничего интимного с ней производить он не хочет, и сказал с жалостью:

– Ну мы же в больнице, надо что ль, обмотать ранку хотя бы…

Дама пощупала свою ранку, встрепенулась и ответила кивнув:

– Да, сейчас…

Хоть врач ничего об этом не говорил, Софрону почему-то показалось, что предполагаемую рану на шее нельзя мочить. Ему думалось, что шея от этого может распухнуть, покраснеть и зачесаться. Это его немного напугало, и он не стал рисковать.

Как же приятно было нежиться под потоками тёплой, убаюкивающей воды. Ещё одно наслаждение, удивлению которому не было предела. Казалось, будто он может прочувствовать каждую капельку, падающую и растекающуюся по его телу. Казалось, будто кто-то любящий и заботливый укрывает его всё тем же тонким, но тёплым нежным одеялом. Вместе с водой расплылась улыбка, и захотелось петь. Он от души засмеялся, не веря, что у людей есть и такие приспособления, как душ.

Софрон потерял счёт времени и нежился под водичкой, которая со временем ещё и становилась всё теплее и мягче, но в дверь постучали. За окошком прошмыгнула тень, но Софрон быстро сообразил, что такой благодатью надо делиться и выключил воду.

Надев свои резиновые тапки на мокрые ноги, он чуть позабавился со скрипом, издаваемым при их трении. Затем подошёл к большому зеркалу, в котором его отражение умещалось почти во весь рост, и стал заворожено себя рассматривать.

«Ничего себе, какой красивый – воскликнул он. – Вот это мускулы! И высокий какой! Капли щекотно скатываются. И кожа какая гладкая и ровная. – Он провёл рукой по левому плечу. – А глаза-то какие!». – Он стал всматриваться всё пристальнее и подходил к зеркалу всё ближе, но тут опять постучали. Софрон надел трусы и открыл дверь.

Голый, мокрый, он с нескрываемым раздражением спросил сходу:

– Что?

Перед ним стояла женщина в годах с полотенцем и бутылкой шампуня в руках. Она встала, как окаменелая и ошарашено смотрела на него. Промолчав несколько секунд, она, наконец, промямлила:

– Помыться хотела.

– Мойтесь, – отрезал Софрон. – Мне ещё пару минут нужно себя осмотреть. – Уже к последнему слову он успокоился, и от интереса у него вновь заблестела искорка в глазах.

Женщина всё с тем же удивлённым выражением лица безмолвно зашла в душевую, положила рядом с его вещами свои шампунь с полотенцем, и стала медленно раздеваться. Софрон же, напротив, оделся и стал осматривать «башню», – так он называл корсет, который словно тянул его вверх, чтобы сделать ещё более рослым.

Эта штуковина была довольно жёсткой, без прорезей, закрывала всю его шею, и ничего под ней разглядеть не удалось. Так что Софрон бросил эту затею, улыбнулся себе в зеркале и ушёл.

Возвращался он довольный собственной чистотой и красотой, да ещё и прохлада была приятным бонусом. Даже несмотря на жёсткую кушетку и ощутимый голод, заснул он легко и непринуждённо.

На этот раз ему приснился сон. Начиналось всё с весьма радужных сцен с голой медсестрой: он трогал её грудь, сжимал попку, целовал, затем наклонил и… Всё окутало тьмой. Она налетела стремительно, с шипением буквально врезалась, вгрызлась в него. Софрону показалось, будто его хотят вырвать из тела, и заменить кем-то другим. И когда ему показалось, что он начал впитывать её, он проснулся.

– Что за дерьмо, Господи?! – воскликнул он, резко вскочив.