Михаил Шелков: Проект «Калевала». Книга 2. Клад Степана Разина

– Не боись, Степан Тимофеич, не боись! Ручаюсь за них!

– Ха! А кто жо мени за тобе поручитси?

Василия Уса на Дону ране никто не знал. О его роде тоже не слыхивали. Молва пошла о нём год назад, когда Ус с голытьбой около трёхсот человек отправился на Москву. «Да, на царску службу заступить хотели!» – уверял он после атаманов. Но к казацкой ораве стали примыкать беглые крестьяне. Под Воронежем в его отряде было уже больше восьмиста людей, под Тулой – до полутора тысяч.

Ус регулярно получал от гонцов из Москвы грамоты с требованием повернуть на Дон. Толпа из отребья всё множилась и теряла контроль. Царь и бояре явно волновались. У Тулы Василий со своими людьми был окружён царскими войсками, и голутвенная казачья армия была вынуждена разбежаться. Кто-то достиг вольных земель, кто-то был пойман и предан суду.

Сам Василий был схвачен в Черкасске, верховный атаман Корнила Яковлев уже получил грамоту от царя с приказом наказать Уса за неподчинение. Казачий Круг предал того показательной порке, но царским людям не сдал.

Мотивы и цели похода Василия Уса к Москве, остались неясными для донских казаков. Для Степана Разина в том числе.

– И мени, поди, нема веры! – лукаво спросил Ус.

– И тобе, – согласился Степан.

– С чаго ж тады повёл нас сюда?

– А Ермилу вот верю!

Пожилой, но статный Ермил, как заметил Разин, будто приободрился после этих слов. Расправил плечи, чуть улыбнулся. Ермил так и пылал здоровьем, силой. Даже под широкими рукавами рубахи угадывались жилистые мышцы. Длинная борода, уже украшенная сединой, была заплетена в несколько кос, что добавляло кузнецу степенности.

– Сяк кто жо тобе с Ермилом-то свёл?

– Да, дело он бает, Степан Тимофеич! – вмешался Ермил, – Я ему, поди, животом обязан!

– Гарно ужо! – махнул рукой Разин, – Ежели вышли, то не назад повертать!

– Брате, да акий тамо! – опять подал голос Фрол, – По урёме ентой век продиратьси будем! Щоб не вернутьси?

– А ты що заныл?! – злобно гаркнул Разин на младшего брата, – Куды вернёмси? Корнилку-крёстного в зад целовать? Не по нраву дорога, дык сидел бы в курене мамке титьку сосал! Али плевать хотел на Ивана?

Род Разиных был на хорошем счету. И отец, и дед Степана были зажиточными казаками и завсегдатаями походов, а сам он стал крестником атамана Яковлева. Из всех походов, в которых сам Разин принимал участие, он возвращался с богатой добычей, приумножая семейное состояние. Крепкому, сильному и рассудительному Степану прочили с годами стать Верховным атаманом. Мол, недаром же крестник Яковлева.

Всё изменилось несколько месяцев назад. Старший брат Разина Иван командовал казачьим отрядом, сражавшимся на западных границах Руси против поляков. После пяти лет службы, когда наступило временное перемирие, а люди ждали прихода зимы, он потребовал у своего командира князя Юрия Долгорукова возвращения домой для себя и своих людей. Казаки хотели вернуться к мирной жизни и начинали роптать на затянувшейся войне. Традиционно зимовали казаки дома. Долгоруков разрешения не дал, и тогда Иван, следуя донским законам, попытался увести своих людей самостоятельно. Князь же приказал схватить Разина-старшего как дезертира и казнил его.

Для всего семейства Разиных это стало явным оскорблением со стороны царских властей. Степан, его мать, брат Фрол и двое дядей искали правды у атамана Яковлева, но тот лишь разводил руками, не в силах что-либо предпринять. Степан же видел, что атаман который раз просто закрывает глаза на беззаконие, потому что состоит в тёплых отношениях с царским двором, получая оттуда богатые подачки. Однако большинство казачьих семей и в Черкасске, и за его пределами поддерживали Разиных, видя в поступке Долгорукова прямую угрозу их строю, укладам и традициям донского казачества.

Однако это были лишь слова, вздохи, пустые негодования. Оставлять насиженные места домовитые казаки не собирались, как и открыто выступать против царской власти. Зато на Дон после неудачного похода голытьбы прибыл Василий Ус, который предложил Разину дерзкий план.

– Во-во, – начал Василий, – Ты, Фрол, слухай, что брат бает! Я опосля корнилкиных розг неделю сидать не мог!

– Не окстили бы Корнилку, сел бы задом своим на кол в Москве, – усмехнулся Разин.

– А ведь енто ты, Степан Тимофеич, вступилси за мени, окаянного? – пытливо поинтересовался Ус.

– Не за тобе, но за усё казачество!

– Вот енто верно! – подхватил Ермил, – А то, поди, атаман наш выбранный ни коих законов не чтит!