– Ты прав, Зар! Я рад, что ты мой друг и люблю я тебя безмерной, ладной любовью!
Обнялись братья по духу, как братья по крови, а день начинал свой разбег под музыку белоснежных птиц животворных поднебесных рос. Светолад – благозвон двух горячих сердец, двух искр Божьего костра.
Имеющий слух, да услышит – мудрость, уходящая в века и веками вписанная в летопись жизни, в границы нашего, да и не только нашего Мира. Небо выткано белым ситцем и лишь небольшие горошины синевы пронзают сию лепь, проникая в глубины скрытого, в колыбель, что поглощает взгляды и души. Не эта ли белоснежная мантия соединяет Миры, рождая тропы, тропы познания или тропы отречения. Кто знает, что ожидает там, на перекрестье и куда ведут мосты, судьба укажет путь, а путь откроет свет, свет безграничности и ладоволия, ведущий, а не ведомый…
Слово дарует и отбирает жизнь, рождает и умерщвляет человеческий род, доносит силу небес и огненные кольца Матери Свар – девы со сливовозлатыми волосами, в Мир, что по-сути и не достоин слова. Не зря молчат требы топей, да косищ, не удостоены они речи, хотя ведут своё летоисчисление ещё со времён Перерождения духовного начала в начало телесное. Слово не имеет лика, но имеет дух, дух чистый и открытый, окрыляющий на ратные подвиги и героические вехи. Пляшет свеча жизни Санна, Тризорь кутает её в мрамор распутных простыней Асты, Богини духовного Мира Ирий. Имеющий слух, да услышит; владеющий речью, да молвит…
Если можно было охватить косматую девчину Денницу за космы и налюбоваться её совершенной и светлой красотой, вдохнуть её медынный аромат, прикоснуться к бархатной коже, то и тогда бы она не пленяла, как юная дева Илия, что пятнадцать вёсен назад появилась на белом свете в поселение Влахов. Как утренняя лебёдушка купается в озере Глай и пьёт жизненную вязь из млечных облаков, так Илия танцует, поутру, в росяной стыне, а медноликая Сва любуется её лепью, небесной благостью.
Любит Светозорь Илию, но боится признаться, а в груди пылают тысячи костров и в каждом миллионы искр – небесных звёзд одного сердца. Прячется поутру в лесочке избранник небес и наблюдает за юной девой, за танцем любви в окоёме густеющего молока. Пленяют и волнуют обворожительные движения, бархатная кожа и единство с природной вязью. Богиня в телесном обличье светится и смеётся, смех наполняет душу Свята ладом и, как полноводная река, питает каждую клеточку тела блаженством.
Оглянулась Илия, обвела взглядом окрест, не увидев никого, решилась, и скинула белоснежную сорочку на травушку, обнажив тело и душу перед разбрызганными веждами Светозоря. «Боже мой, если может быть совершенная красота, то вот она! Нагая, как при рождении, танцует по росе и не ведает, что я наблюдаю за лучезарной красотой, за благодатью святых небес». Совестно стало избраннику Богов, спрятал он взгляд, а лёгкая волнующая волна страсти охватывала всё сильнее тело, владело подкожно, плескалась в животе, накрывая и отпуская.
Умывшись росой и натанцевавшись, Илия надела млечное одеяние, нагнулась и поклонилась уже сереющему небу. Светозорь лежал на траве и боялся шелохнуться, опасался небесных стрел, что осыпят его за вожделение, за неприкрытое желание овладеть юной красавицей, увести её по тропам невиданной любви, в Мир, не имеющий ни границ, ни пространства, ни времени.
Проливалась бирюзовым ручейком песня, что воспарила, как птица Руй из вечного Ирия, с медовых уст прекрасной Илии:
Ты дуброва, моя дубровушка,
Ты дуброва моя зелёная,
Ты к чему рано зашумела,
Приклонила ты свои ветви?
Из тебя ли, из дубровушки
Мелки пташечки вон вылетали —
Одна пташечка оставалася,
Горемычная кокушечка.
Что кокует она и день, и ночь,
Не на малый час перемолку нет,
Жалобу творит кокушечка
На залётного ясного сокола,
Разорил он её гнездо,
Разогнал её малых детушек
Что по ельнику, по березничку,
По часто леску, по орешничку…
«Ай да дева, ай да красна! А сердце всё ноет, и рвут его когтями лешатые межевики, опутывая стернёю с полей, сковывая в сети лыковой травницы. Не жить мне без юной Илии, не жить». Лежал на траве Свят, смотрел за удаляющей фигурой молодой девицы и грустил. А грусть плела кружева, посолонила вязь тоски, на пылающем от любви сердце.
Погрузился в сон избранник небес, а пробудился, уж солнце жгло небосвод своим искрящим крылом, манило в белила небес, усыпая солью лазурную просинь. Всплыли в буйной головушке несколько загадочных слов, таинственных, как песня пленительной Лады, слов:
Читать дальше