– Моему терпению приходит конец!
– Ох ты, его терпению! А сколько же можно страдать мне? Какая я была дура, что не послушала свою маму! А ведь она была права! Такого бездельника, шута горохового, лоха надо еще поискать! Лох! Лох! Лох!
– Ну все. Ты меня достала!
– А-а-а! Не трогай меня говно! Алло мама! Мам, меня тут убивают!
– Оглушительная затрещина, не прекратила истерики. Визг перерос в вой, который сопровождался разбиванием посуды, зеркал и даже оконных стекол. Подозрительно быстро, прибывший наряд милиции начал крутить руки разбушевавшемуся хулигану. С трудом одев наручники, оба сержанта с облегчением вздохнули. Но тут, налетела визжащая фурия и возобновила попытки выцарапать мужу глаза и ногой ударить его в пах. Младший из ментов начал потихонечку заводиться.
– Гражданочка, успокойтесь пожалуйста. Вы будете писать заявление?
– Нет, не буду. Вам что, мой папа разве не дал указания? Вы же знаете кто он. А этого красавчика, надо просто подержать в обезьяннике, поучить уму разуму. По почкам его, по почкам!
– Да посмотрите же – она просто пьяна!
– Ладно, все. Хватит разговоров. Давай, пошел, пошел! А то, у нас еще два вызова. До свидания.
– Будет свободное время, заходите. – Игриво улыбнулась хозяйка.
После «успокоителя» в виде резиновой дубинки все болело. Ныла спина и каждое движение отдавалось болью в мозгах. Лежа на вонючих и жестких нарах, он размышлял, почему так получилось, что все пошло наперекосяк? Он просто хотел по -человечески отдохнуть! Тут еще, этот урод – сокамерник, лезет со своими вопросами. Не бритый, не чесанный, с диким запахом перегара – философ хренов. Откуда такие берутся? Вдруг резко сработало подсознание. Что-то минуту назад, это чмо у него спрашивало. Что-то, что не давало теперь покоя. Он спрашивал меня о детях! Дети, дети. Стоп! А где же был Лешка во время драки?
– Сержант, сержант, сержант!!!
После десятиминутного стука по прутьям решетки, пришел недовольный, заспанный мент.
– Ты чо гад не уймешься? Никак добавки захотел? Так я выпишу.
– Мой ребенок!
– Чо твой ребенок?
– Когда я пришел домой, то не увидел Лешки. Ему всего четыре года, и он всегда выбегает встречать меня. Было уже темно, а пацана не было! Эта сука залила шары и потеряла сына! Давайте, я напишу заявление.
Сержант думал минуты три, на широком лице отразилась мучительная попытка осмыслить сказанное. Но, видимо тяжелый мыслительный процесс его сильно утомил.
– Ладно, утром разберемся. Обещаю посодействовать. А теперь спать! А не то смотрите у меня! – И медленной шаркающей походкой удалился.
На город опустилась страшная духота. Открытые окна, кондиционеры, работающие на пределе своих возможностей, не спасали. Перекрестки, к вечеру обычно забитые автомобильными пробками, опустели. Плавился асфальт. И только остатки городского парка, некогда раскинувшиеся на несколько гектаров, как манна небесная в железобетонной пустыне, давали надежду выжить оставшимся в городе. Большинство жителей спасались на дачах и загородных домах. Мегаполис неумолимо рос. Заоблачная стоимость соток в центре, вызывала вирус строительства новых торговых центров, офисов и жилых многоэтажек. И, территория парка, подобно шагреневой коже, год от года уменьшалась.
Главная аллея была усажена, в основном дубами. Поговаривали, что некоторым из деревьев перевалило уже за сто лет. Даваемая ими прохлада, привлекала сюда разномастную публику. Журчание воды в оросительных канавах, зелень газонной травы – расслабляли. В начале центральной аллеи, широкую удобную скамейку облюбовали отдыхающие. Справа, на самом краю расположилась влюбленная парочка. Они молча, увлеченно целовались. Что вызывало крайнее раздражение благообразной, седовласой старушки. И если бы не сухонький старичок с тросточкой, который всячески пытался унять воинственные позывы супруги, то она, давно бы высказала им, все, что думает. Пожилой человек умудрялся еще и одним глазом приглядывать за играющими на газоне внуками. Слева, пристроилась потрепанная жизнью личность. Глаза, как и одежда, у нее сильно выцвели. Бутылка холодного пива в руке, раскрашивала проклятое бытие розовыми цветочками фальшивого счастья. Полное довольствие и наслаждение данным моментом, были написаны на его, когда-то красивом римском лице. Между тем, мадам крепилась минут десять. Вынужденная тишина была нарушена клокочущим вулканом справедливого негодования.
Читать дальше