Наташка поймала меня у детского садика, куда я отводила по утрам годовалого брата. Сглатывая слезы, зашептала:
– Жалко Егора, но я же с ним не ругалась! Если у него крыша поехала, то без моей помощи! Теперь стыда не оберёшься!
Я не могла показать свое горе, потому что официально он был для меня «никто». Меня просто в последней четверти посадили с ним за одну парту. В эти три месяца я каждый день касалась его плеча и этим была счастлива. И я не крикнула тогда «Заткнись, дура!»
Алый мир потемнел. Изумрудные лучи вокруг светила, пробиваясь сквозь кровавые облака, стали коричневыми. Сверху наползал грязно-багровый туман и поглощал воздух, которого мне не хватало. Я неловко опустилась на больные коленки, но не устояла и ткнулась лицом в серый песок, который казался живым и кипел подо мной. Тяжелые волны накрыли мои ладони и лизнули лицо. Эта липкая вода цвета ртути собиралась похоронить меня, экономя место в сжимающемся пузыре.
– Тебе больно?
Я не заметила, откуда он появился, и с трудом подняла голову. Смутно помнила его улыбку и прищуренные глаза, но не могла разглядеть полузабытые черты в багровом силуэте. Не человек, тень. Задыхаясь, я прошептала:
– Я тебя плохо слышу.
Он опустился рядом, сел прямо в воду и протянул мне руку. Рука оказалась материальной. С её помощью я перевернулась на спину и села, расставив ноги для удобства. Увы! Перед мальчиком уже не закомплексованная школьница, а больная пенсионерка.
– Егор, я очень старая?
– Почему тебя это волнует?
Проявившись рядом, спасал он свой мир или меня? Нет смысла скрывать правду, когда сердце каждый вдох отмечает колющей болью.
– Ты мне очень нравился. Я виновата в том, что не подошла к тебе, а подыграла Наташке. Она исчезла сразу после школы. Я её с тех пор ни разу не встречала.
– Ещё встретишь. Какие твои годы!
Зеленый луч света пробил багровую пелену. Вокруг нас, отдавая драгоценный кислород, стал таять туман, превращаясь в яркие искры маленького фейерверка. Егор обрел реальные очертания. Я осмелела и почти в упор рассматривала узкое мальчишечье лицо с чуть выдающимся подбородком, редкими усиками над верхней губой и нависающей надо лбом чёлкой.
– Ты ушёл в мир цвета. Красивый.
– Но опасный. Это же мир цвета, а не света.
– Если бы я могла помочь! Зачем ты тогда пожертвовал собой?
– А зачем вообще приносятся жертвы?
Над морем вставало зелёное солнце – огромное, в полнеба. На горизонте вынырнула из тумана гряда островов – как скелет древнего динозавра. Мы сидели под скалой. Вода отступала, и я вынуждена была подняться, опираясь на камни, чтобы придать себе приличный вид. Егор легко вскочил и сделал шаг к воде. Задержался, обдумывая, и решил быть откровенным:
– Ты здесь, потому что возникла ситуация, аналогичная прошлой. Ты опять испытываешь тревогу за мальчика, которого любишь тайно и очень сильно.
Ему это известно? Но тогда он должен знать, что я связана обещанием и ограничена в действиях.
– Кириллу грозит опасность?
– Ты скоро поймёшь. Ты не повторишь ошибки и не устранишься.
– А если не пойму?
– Тогда всем будет очень плохо.
Наверное, здесь не принято здороваться и прощаться. Егор пошел к морю, разбежался, высоко подпрыгнул и нырнул в воду. На миг мне показалось, что тело его изменилось во время прыжка. Я смотрела, как пловец, будто не встречая сопротивления плотной жидкости, быстро уменьшается в размерах и превращается в точку.
Жирная точка шрифта А28 стояла позади текста написанного 12-м шрифтом. За ночь всего два абзаца? Странное изложение получилось. Это не плод моей фантазии, а результат внешнего воздействия. Ум рационален, и я уже в том возрасте, когда себе пора доверять.
В дверь осторожно постучали. Снежанна Сергеевна быстро прикрыла дверь за собой и спросила:
– Вас не заметил сторож? Вы уж никому не сообщайте о нашем эксперименте. Что выявила диагностика кабинета?
Она, как бы между прочим, проверила ящик стола, включила компьютер. Её жизнь наверняка научила не доверять первому встречному. Я постаралась уклониться от подробностей.
– Есть информация, но анализировать её трудно. Восприятие идёт на основе личного опыта и особенностей контактёра. Я допускаю, что у некоторых посетителей кабинета возникает ясная картинка, как в кино.
– Лично у меня никаких видений. А у детей…
– У особо впечатлительных детей может появиться полное ощущение другой реальности.
Молодая женщина присела и начала перекладывать на столе книги. Представляю, что будет, если она напишет заявление директору: «Прошу принять меры к прекращению галлюцинаций в моём классе. Факт подобного нарушения реальности установила ночью пенсионерка, являющаяся соседкой Кирилла Кононова».
Читать дальше