Зимняя ярмарка в Кирове могла соперничать с сальсковской в изобилии еды, от которой ломились прилавки, в великолепии переливающихся всеми цветами радуги драгоценностей и шелков, выставленных в витринах, в филигранности исполнения резных изображений кирилийских святых на белом золоте. В окнах булочных висели буханки в форме рыбок, а на уличных прилавках предлагали капустный суп, пироги с картошкой и мясом и ягненка на вертеле, обжаренного с оливками.
Но среди этого праздника взгляд Аны неизбежно привлек один-единственный котелок с кипящим свекольным супом, который стоял рядом с деревянным прилавком. От багровой жижи поднимался горячий пар, наполняя воздух пикантным ароматом.
В голове Аны возникла знакомая сцена, и к горлу подступила тошнота. Восемь тел, распростертых на снегу, как жуткое произведение искусства. Темная красная кровь на снегу.
Деимхов. Монстр.
– …Ана!
Ее вырвали из объятий воспоминаний о багряных реках и криках. Эти образы постепенно исчезали, а кировская Зимняя ярмарка возвращалась. Мэй дергала ее за руку. Взгляд девочки был прикован к прилавку, на котором красовались ряды яблочно-медовых открытых пирогов, хвороста и других сладостей.
Ана пересчитала в уме свои скромные накопления. Их хватало на ночлег и еду на пару дней, и Ане не хотелось тратить и медника сверх запланированного бюджета… и все же. Она вспомнила, как впервые увидела Мэй, как была поражена ее худобой. И даже тогда Мэй делила с Аной поровну свой скудный ужин, выданный работодателем. Каждый день Мэй шла полтора километра, пробираясь сквозь снег, до амбара, где она прятала Ану, и помогла ей выжить.
Мэй заслуживала всего, чего захочет.
– Пойдем что-нибудь купим, – предложила Ана, увлекая Мэй вперед, но девочка лишь покачала головой.
– Нет, посмотри, – прошептала она, указывая в пространство между прилавком и Аной. – Девочка.
Спустя пару секунд Ана поняла, что Мэй говорит о продавщице сладостей – девочке, которая едва ли была старше Мэй. На ее голову был накинут изорванный капюшон, из-под него виднелось бледное лицо и песочного цвета волосы.
– Она похожа на меня, – мягко сказала Мэй. Слова падали с ее губ, как хлопья снега, быстро тая. Она стояла неподвижно, в глазах плескался немой океан воспоминаний. – На нас.
Ана присмотрелась. Очень внимательно. И вдруг все поняла. Сгорбленная поза продавщицы – она съежилась, как будто хотела исчезнуть из этого мира, – исходящая от нее неуверенность, граничащая со страхом. И глаза – колодцы, полные печали, как у Мэй в конце зимы.
Но в глазах Мэй всегда оставалась надежда. Прежде чем Ана успела что-то сказать, Мэй отпустила ее руку и растворилась в толпе. Ана поспешила за ней, и, догнав, увидела, как Мэй достает из кармана своего серого мехового пальто медник. Это была одна из тех монеток, которые Ана позволила ей оставить, чтобы потом купить что-нибудь вкусненькое.
Мэй осторожно взяла руку продавщицы сладостей и вложила в нее монету.
– Возьми, – прошептала Мэй, прижимая к губам девочки свой маленький пальчик. Продавщица украдкой взглянула на Ану, и этот короткий взгляд был до крайности красноречив: он выдавал вспышки гнева и волны горя, бушующие внутри. И с резкой болью пришло осознание, что Мэй увидела в этой аффинитке родную душу, что она искала свою ма-ма, когда ее взгляд упал на продавщицу сладостей.
Внезапно пироги и булочки стали казаться слишком яркими, фальшивыми, а все вокруг превратилось в бессмысленную какофонию звуков и вспышек цвета.
Словно мир, каким она его видела последние восемнадцать лет, был всего лишь оболочкой, теперь медленно расползавшейся, чтобы обнажить истинную суть вещей. Сколько раз она покупала товары у продавца, который был связан рабскими условиями договора? Скольким истощенным работой, нещадно эксплуатируемым аффинитам она махала рукой, когда они с папой приветствовали толпу, путешествуя по империи?
Кирилийские законы гласили, что трудовые отношения должны скрепляться честным договором… но они не разъясняли, какими именно должны быть условия договора. Как работодатель должен обращаться с работниками. Сколько платить. Должен ли договор подписываться по собственной воле… или возможно вмешательство посторонних.
– Постой, – тихо сказала продавщица сладостей. Она протянула руку к рядам выставленных на прилавке сладостей, выбрала одну и протянула Мэй. – Это торт «Птичье молоко». Возьми.
Ана понимала, почему девушка говорила шепотом, украдкой смотрела по сторонам и следила, чтобы никто не заметил их обмена.
Читать дальше