Наталия Ипатова: Винтерфилд

Это был высокий загорелый человек, широкоплечий, длинноногий и худой, обладавший особенной, не передаваемой никакими словами грацией совершенной боевой машины. В юности его волосы, спускавшиеся ниже воротника и связанные кожаным шнуром, были чернее воронова крыла, теперь возраст тронул их инеем, и немногие резкие морщины на его лице оставила мимика, а не годы. Горбоносым профилем и твердостью лица лорд Севера напоминал хищную птицу и носил зимние цвета — серое и черное. На нем были узкие брюки из упаковочной ткани, с грубой отстрочкой, и свободный серопестрый пуловер, доходивший до середины бедра, все в высшей степени потертое и затасканное, словом — вполне чемпионское. Там угадывалась игра не отягощенных жирком мышц, и смотреть на него было приятно, хотя в этом чувстве наличествовал некий лихорадящий холодок: бог весть чем должен быть человек, трудами всей жизни сотворивший с собой такое. И все же Лее подумалось, что когда фон Скерд вышибет ее из круга и сойдется с лордом Грэем в финале, она, уже как праздная зрительница, будет болеть за мужчину.

Пока король произносил речь, благоразумно краткую, поскольку понимал, что люди здесь собрались не его послушать, на ум Лее приходили разные слышанные о лорде Грэе сплетни. Машиной, созданной для убийства, казался ей этот мужчина, обладавший вполне ощутимой притягательной силой и способный с одного взгляда внушить к себе глубокое почтение опытной спортсменки. Лет пятнадцать назад, в последней из сотрясавших Север междоусобных войн, он потерял жену. Ее убили в комнате, где на стене висел меч. До тех пор лорд Грэй был откровенным противником женского фехтования, неоднократно во всеуслышание заявляя, что защищать даму — почетная обязанность мужчины, переуступать которую самому слабому полу он не собирается, во всяком случае, в пределах своей семьи. Действительность, в которой мужчины вместо того, чтобы защищать женщин, убивали их и в которой в нужный момент его не оказалось рядом, растоптала его высокомерие. Наверняка он терзался сослагательным наклонением: что было бы, если бы… Очевидно, у Карен Грэй, знай она, с какой стороны у меча гарда и стой на пороге узкого дверного проема, был шанс продержаться хотя бы пару минут. Муж во главе отряда прорубался вверх по лестнице ей на выручку, и кровь была еще горяча, когда он рухнул на колени возле ее бездыханного тела.

Может, и не так все было. Может, на пути из уст в уста, как это часто случается, легенда обросла подробностями. Доподлинно известно лишь, что он остался несокрушимым вдовцом, хотя многие желали бы утешить богатого и привлекательного лорда. Его неуступчивость прекрасным соблазнам породила массу сплетен о нетривиальности его пристрастий и мужских возможностях. Однако сейчас, видя его веселые глаза и уверенные манеры, Лея очень сомневалась в наличии у лорда Грэя хоть какой-нибудь формы ущербности. И то, когда в Гиацинтовой фрейлинской живо обсуждалась эта тема, Катарина фон Лиенталь прикрикнула на своих питомиц, чего обычно не делала, когда другие падали жертвой их острых язычков. «За каким дьяволом ему жениться, — сказала она, — когда он лорд, и вокруг полно крестьянок».

Видимо, единственной, кто знал о нем что-то доподлинно, была Эрна фон Скерд, единственная женщина, некоторое время жившая в его поместье. Всему, что она умела, научил ее он. Выдвигались разные версии их размолвки, но фактически не осталось в столице ни одного угла, из-за которого фон Скерд не тявкнула бы на своего учителя. На взгляд Леи, мерзкий характер фон Скерд сам по себе мог быть достаточной причиной, чтобы спустить ее с лестницы.

Герольд вышел в центр свободного пространства, ступить куда дозволялось лишь фехтующим да ему, как лицу особого значения, поклонился царственным особам, потом — на остальные стороны, выслушал торжественное вступление фанфар и развернул перед глазами скрепленный королевской печатью свиток.

Его профессия была наследственной. Он с закрытыми глазами описал бы самый замысловатый герб или герб самого захудалого дворянского рода, чьи представители могли уже несколько поколений не появляться при дворе. Одно лишь неверно поставленное ударение покрыло бы его бесчестьем, и даже его далеким потомкам кололи бы глаза недоброй памятью, не говоря уже о том, что подобная роковая ошибка навеки лишила бы его права кормиться, анализируя и классифицируя ветви генеалогических древ знатных семейств. Все это знали и ценили, а потому замерли в безмолвии, когда бесстрашный глашатай чужой славы набирал в легкие воздух.