Три часа спустя прогремел выстрел. Эд Клейн пустил себе пулю в висок, оставив на расшатанном столе возле кровати лист бумаги, исписанный крупным почерком. Как выяснилось позже по огрызку карандаша и печке, наполненной золой, сначала он написал гораздо больше; но затем решил не говорить всего и отделался туманными намеками. Уцелевший кусок текста оказался всего лишь безумным предостережением, нацарапанным небрежным почерком со странным наклоном влево, – бред явно больного ума. Манера выражения была тем более странной, что Эд слыл человеком флегматичным и рассудительным.
Ради бога никогда не ходите к этой горе она часть какого-то мира настолько ужасного и древнего что об этом и говорить нельзя мы с Уокером пошли и нас взяли в эту штуку просто исчезает временами и снова появляется и весь мир снаружи бессилен по сравнению с тем что могут сделать они – они живут вечно молодыми как они хотят и нельзя сказать что они люди или призраки – и что они делают об этом говорить нельзя и там есть только один вход – нельзя сказать какой они величины – после того что мы видели я не хочу жить Франция ничто рядом с этим – и следите чтобы люди держались подальше о боже! все бы так и поступали если бы увидели бедного Уокера каким он стал в конце.
Искренне ваш
Эд КлейнПри вскрытии обнаружилось, что внутренности Клейна были перемещены слева направо, словно его вывернули наизнанку. Позже по документам армейской медкомиссии установили, что он был совершенно нормальным, когда демобилизовался в мае 1919 года. Была ли допущена ошибка в бумагах или с Эдом на самом деле произошла беспрецедентная метаморфоза, остается загадкой, как и происхождение странного шрама-иероглифа на лбу.
На этом исследование холма было закончено. Следующие семь лет никто не приближался к нему, и лишь у немногих возникало желание направить в его сторону бинокль. Время от времени люди нервно посматривали на одинокую возвышенность, круто вздымавшуюся над равниной в западном направлении, и вздрагивали, заметив маленькое темное пятнышко, которое двигалось по вершине днем, и мерцающий огонек, танцующий по ночам. Все решили, что тайна не подлежит раскрытию, и по общему соглашению перестали говорить об этом предмете. Это было нетрудно: земли, слава богу, хватало. И жизнь мирно катилась по накатанной колее. К холму не вело никаких дорог, словно там было море, болото или пустыня. И вот еще одно доказательство бедности людского воображения: шепотом сообщаемые детям и приезжим сказки о кургане вскоре опять приняли форму истории о кровожадном призраке-индейце и его жертве. Только жители резервации и старожилы вроде Мамаши Комптон помнили о намеках на дьявольщину и жуткую потустороннюю угрозу, звучавших в рассказах тех, кто вернулся с холма покалеченным умственно и физически.
Было уже очень поздно, и Мамаша Комптон давно поднялась к себе спать, когда Клайд закончил свой рассказ. Я не знал, что думать об этой страшной загадке, хотя все во мне протестовало против выводов, противоречащих здравому смыслу. Что привело к безумию тех, кто побывал на кургане? И хотя я был глубоко потрясен услышанным, все это скорее подталкивало меня к поискам, нежели удерживало от них. Разумеется, я должен докопаться до сути, я должен действовать уверенно и не поддаваться фантазиям. Комптон понял мое настроение и озабоченно покачал головой. Потом он знаком пригласил меня выйти на улицу.
Мы вышли на тихую боковую улочку и двинулись по ней при свете ущербной августовской луны. Через несколько шагов мы очутились на окраине поселка. Луна висела низко, не затмевая многочисленные звезды, и я смог увидеть не только склонившиеся к западу созвездия Альтаира и Веги, но и таинственное мерцание Млечного Пути. Затем я посмотрел в направлении, которое мне указал Комптон. И вдруг заметил проблеск. Нет, не звезды – это был голубоватый огонек, который двигался вдоль Млечного Пути совсем низко над горизонтом и казался зловещим и жутким, что странно контрастировало с общим настроением мирно спящего ландшафта. В следующий миг мне стало ясно, что свет шел от вершины холма, расположенного далеко на западе этой величественной, слабо освещенной равнины, и я обернулся к Комптону с вопросом.
– Да, – ответил он, – этот призрачный свет – с кургана. Не было еще такой ночи, когда бы мы его не видели, – и нет ни одной живой души в Бингере, которая бы осмелилась пойти в том направлении. Скверное это дело, молодой человек, и если ты достаточно умен, ты оставишь его в покое. Лучше брось свои поиски, сынок, и займись какими-нибудь другими легендами. У нас их здесь хватает, Бог свидетель!
Читать дальше