Зелия Бишоп: Курган

Была утверждена ежедневная программа для гостя. В нее входили беседы с учеными и уроки, посвященные научным открытиям Цатха. Были предусмотрены свободные часы для исследований, все библиотеки К’ньяна должны были распахнуться перед ним, как только он сможет понимать туземный язык. Будут посещения религиозных церемоний и представлений – кроме тех случаев, когда он сам этого не захочет, – и еще много времени останется для различных удовольствий, которые, собственно, и составляли цель и смысл жизни в этом мире. Ему отведут дом в пригороде или городские апартаменты и сделают членом одной из каст, которые заменяли в К’ньяне семейные союзы и включали множество потрясающе красивых аристократок. Несколько рогатых животных будут предоставлены ему для передвижения и выполнения разных поручений, и десять живых рабов с неповрежденным телом будут вести его хозяйство и защищать его от воров, бандитов и религиозных фанатиков на дорогах. Ему нужно будет научиться пользоваться многими механическими приспособлениями, а пока Глл’-Хтаа-Инн покажет ему самые необходимые.

После того как Самакона предпочел выбрать городскую квартиру вместо загородного дома, его учтиво и торжественно провели по нескольким великолепным улицам к зданию в 70 или 80 этажей, похожему на высоченную скалу. Приготовления к его прибытию уже начались, и в просторных покоях на первом этаже рабы вешали портьеры и расставляли мебель. Там были покрытые инкрустациями и лаком скамеечки, бархатные и шелковые, с откидной спинкой и подушкой для сидения, бесконечные ряды стеллажей для бумаг из тикового и эбенового дерева с металлическими цилиндрами, в которых хранились рукописи, – обычный набор вещей, характерный для всех городских жилищ. Письменные столы с большими стопками пергамента и сосуды с зелеными чернилами были в каждой комнате – к ним прилагались наборы различных кисточек для краски и другие необычные канцелярские принадлежности.

Механические приборы для письма стояли на ярких золотых треножниках, а надо всем этим из энергетических шаров, закрепленных на потолке, струилось голубое сияние.

Были и окна, но здесь, низко над землей, в тени, они давали мало света. В некоторых комнатах были установлены ванны, а на кухне находился целый лабиринт технических изобретений. Самаконе сказали, что продукты поставляются через сеть подземных ходов, находящихся под Цатхом, с помощью любопытных механических повозок. На этом же подземном уровне находилось стойло для животных, и Самаконе обещали показать ближайший выход из такого стойла на улицу. Не успел он закончить осмотр, как прибыла группа постоянных рабов и его познакомили с ними, немного погодя пришли полдюжины мужчин и женщин из семейной касты, которые должны были стать его спутниками на несколько дней, делая все возможное для его обучения и развлечения. Потом их место займут другие – и так далее по очереди.

Таким образом, Панфило де Самакона на четыре года погрузился в жизнь зловещего подземного города Цатх. В рукописи он явно утаивал некоторые подробности, религиозная сдержанность мешала ему, и когда он начинал писать на родном испанском языке, он не осмеливался излагать все. Многие вещи вызывали у него отвращение, и многое он отказывался делать. Он искупал свой грех частыми молитвами, перебирая четки. Он обследовал весь К’ньян, включая древние опустевшие города на заросшей кустарником равнине Нит, он спускался в страну красного света Йот, чтобы осмотреть циклопические руины. Он видел чудеса техники и мастерства, поразившие его воображение, он наблюдал метаморфозы, которые могут происходить с человеком, – дематериализацию, рематериализацию и воскрешение из мертвых, причем в последнем случае он неистово крестился. Даже его способность изумляться постепенно притупилась от избытка новых чудес.

Но чем больше он там находился, тем сильнее он хотел бежать, ибо жизнь в К’ньяне была основана на неприемлемых для него началах. Чем глубже он изучал историю, тем больше понимал эту жизнь, но это лишь усиливало его отвращение. Он чувствовал, что обитатели К’ньяна были людьми пропащими и опасными – более опасными для самих себя, чем они осознавали, – и что их безумная борьба со скукой и поиски новизны ведут к пропасти распада и предельного ужаса. Появление Самаконы усилило их беспокойство, не только породив боязнь вторжения извне, но и возбудив желание самим отправиться наверх и вкусить сладость иной, внешней жизни, о которой он им рассказывал. С течением времени он заметил растущую склонность людей к дематериализации как к развлечению, так что квартиры и амфитеатры Цатха превращались в настоящий бесовский шабаш. Он видел, как вместе со скукой растут злоба, жестокость и нигилизм. Ненормальных становилось все больше, всюду царили садизм, невежество и суеверие, а также стремление уйти из реальной жизни в мир грез и призраков.