Гильермо дель Торо: Штамм. Начало

«Что за чертовщина?!» – мысленно воскликнула Ло.

Она сдернула очки, словно надеясь изменить картину. Но увидела все то же: здоровенный «Боинг-777», одна из новинок флота авиакомпании «Реджис», стоял на «Фокстроте» без света. В полной тьме. Не горели даже навигационные огни на крыльях. Небо этой ночью было совершенно пустым. Глаз луны кто-то выбил, а звезды замалевал черным – вверху царила темень. Ло видела лишь гладкую округлую поверхность фюзеляжа и крылья, поблескивающие в отраженном свете посадочных огней других самолетов. Один из них – рейс «Люфтганза 1567» – лишь чудом не задел 753-й выпущенным шасси.

– Боже святейший! – вырвалось у Ло.

Она позвонила бригадиру.

– Мы уже едем, – ответил он. – «Воронье гнездо» [8]хочет, чтобы ты подкатила к самолету и посмотрела, что там к чему.

– Я? – удивилась Ло.

Лоренса нахмурилась. Вот к чему приводит излишнее любопытство. Однако она двинулась от терминала дальше по служебной дорожке, а затем, свернув, стала пересекать разметку, нанесенную на перрон. Руис немного нервничала – так далеко от здания она никогда не отъезжала. Федеральное авиационное управление установило строгие правила, определяющие дальность передвижений багажных трапов и транспортеров по летному полю, поэтому Ло зорко смотрела по сторонам, чтобы не попасть под какой-нибудь рулящий самолет.

Миновав цепочку синих огней, обозначавших границу очередной рулежной дорожки, Лоренса вывернула на «Фокстрот». Самолет высился перед ней черной громадой. От носа до хвоста – кромешная темень. Не горели сигнальные огни, не вспыхивали проблесковые маяки, не светились окна кабины пилотов. Обычно, даже стоя на земле перед кабиной, находящейся на десятиметровой высоте, можно было запрокинуть голову и сквозь лобовые стекла, похожие на раскосые глаза над характерным носом «боинга», увидеть часть верхнего пульта, отметить красноватое, словно в фотолаборатории, сияние ламп подсветки приборов. Но сейчас никакие лампы в кабине не горели.

Ло остановилась метрах в десяти от кончика длинного левого крыла. Если проработать на летном поле достаточно долго – а Ло проработала восемь лет, что будет побольше, чем оба ее замужества, вместе взятые, – обязательно наберешься кое-каких знаний. Закрылки и элероны, своего рода спойлеры на задней части крыла, вытянулись вверх на манер Полы Абдул [9]– именно в это положение переводят их пилоты после касания. Турбореактивные двигатели были тихи и неподвижны, хотя обычно даже после выключения движков требуется какое-то время, чтобы они перестали перемалывать воздух, втягивая вместе с ним пыль и насекомых, как гигантские ненасытные пылесосы. Получалось, что большая птичка прилетела в полном порядке, совершила посадку по всем правилам и спокойно прикатила сюда, прежде чем… прежде чем погас свет!

И вот что тревожило больше всего: если экипаж получил разрешение на посадку и благополучно совершил ее, то что-то неладное случилось в последние две, максимум три минуты. Но что могло произойти так быстро?

Ло приблизилась к фюзеляжу, осторожно огибая крыло сзади. Если двигатели ни с того ни с сего заработают, не хотелось бы, чтобы ее всосало и изрубило в лапшу, словно какую-нибудь залетную канадскую казарку. Далее она поехала к хвосту вдоль грузового отсека, наиболее знакомой ей части самолета. Ло остановилась под люком заднего выхода. Поставила трап на ручной тормоз, рукояткой привела в действие подъемник. В наивысшем положении он имел уклон в тридцать градусов. Не так чтобы много, но все-таки. Ло вылезла из кабины. Протянув руку, она захватила свои жезлы и стала подниматься по трапу к мертвому самолету.

«Мертвому»?

Почему она так подумала? Ведь эта штука никогда и не была живой…

Однако на мгновение перед внутренним взором Лоренсы промелькнул образ огромного гниющего кита, выбросившегося на берег. Именно так выглядел для нее этот самолет: разлагающимся трупом, издохшим левиафаном.

Когда Ло поднялась на вершину трапа, ветер неожиданно стих. Тут важно отметить одну климатическую особенность летного поля аэропорта имени Джона Кеннеди: ветер здесь не стихает никогда. То есть совсем никогда. Над летным полем всегда ветрено: постоянно взлетают и садятся самолеты, плюс близость солончаков, плюс чертов Атлантический океан сразу за проливом Рокауэй. И еще – внезапно стало тихо. Так тихо, что Ло для пущей убедительности стянула с головы шумозащитные наушники и оставила их болтаться на груди. Она подумала, что слышит, как внутри самолета кто-то барабанит кулаками по стенке, но потом до нее дошло, что тишину нарушают только гулкие удары ее собственного сердца. Лоренса включила фонарь и направила его на лоснящийся от влаги бок самолета.