Гильермо дель Торо: Штамм. Закат

По получении текста король приказал немедленно бросить старого раввина в темницу, а таблички – уничтожить вместе со всей библиотекой ученого и его священными реликвиями. Таблички были разбиты в пыль, а манускрипт приговорен к заточению в склепе, где уже таилось немало запретных сокровищ. В 1671 году фаворитка Людовика XIV маркиза де Монтеспан, жадно охочая до всего оккультного, организовала тайное изъятие манускрипта из склепа, после чего он оставался в руках Катрин Ла Вуазен, повитухи, колдуньи и конфидентки маркизы, вплоть до изгнания де Монтеспан, последовавшего в связи с ее причастностью к истерии, поднятой вокруг дела об отравителях.

В 1823 году книга ненадолго всплыла на поверхность, объявившись во владении печально известного лондонского развратника и любителя словесности Уильяма Бекфорда. Манускрипт фигурировал среди книг библиотеки Фонтхиллского аббатства; это аббатство служило Бекфорду дворцом утех – там была собрана большая коллекция естественных и противоестественных диковин, запретных книг и шокирующих произведений искусства. Гигантское здание аббатства, выстроенное в неоготическом стиле, а также все, что в нем находилось, было отдано в уплату долга некоему торговцу оружием, после чего книга снова исчезла из виду – примерно на сотню лет. В 1911-м она была ошибочно – а может, исподтишка – выставлена на аукционе в Марселе под названием «Casus lumen», [3] Casus lumen (искаж. лат.) – падение или гибель света. однако манускрипт никто так и не предъявил для осмотра, а сам аукцион был спешно прекращен ввиду загадочной эпидемии, охватившей город. Все последующие годы считалось, что манускрипт уничтожен. И вот он – совсем рядом, прямо здесь, в Нью-Йорке.

Но – пятнадцать миллионов долларов?! Двадцать пять миллионов?! Найти такие деньги просто невозможно. Должен быть другой путь…

Самым большим страхом Сетракяна, – страхом, которым он не осмеливался ни с кем поделиться, – было то, что битва, начавшаяся так давно, уже проиграна. Что все происходящее – эндшпиль, и королю рода людского грозит неминуемый мат, однако человечество упорно пытается сделать несколько последних ходов на всемирной шахматной доске.

Сетракян закрыл глаза, пытаясь совладать с гулом в ушах. Гул никуда не делся – по сути, он только усилился.

Таблетка никогда не действовала на него таким образом.

Едва осознав это, Сетракян замер. Он поднялся на ноги.

Это была вовсе не таблетка. Гул шел отовсюду. Низкий, неясный, но звук все же присутствовал – и не внутри Сетракяна, а вовне.

Ясно. Они не одни.

«Ребенок!» – подумал Сетракян.

С величайшим усилием он оттолкнулся от кресла и направился к комнате Зака.

Тук-тук-тук…

Это мама шла за своим мальчиком.

Зак Гудвезер сидел, скрестив ноги, на крыше здания, в котором размещался ломбард Сетракяна. На коленях у него лежал раскрытый папин ноутбук. Зак забился в самый угол крыши – это было единственное место, где он мог пользоваться Интернетом, тайком подсоединившись к незащищенной домашней сети какого-то юзера, жившего по соседству. Беспроводная связь была очень слабой – индикатор сигнала показывал всего одну-две черточки, – поэтому поиск в Сети шел с черепашьей скоростью.

Пользоваться папиным компьютером Заку запрещалось. Вообще говоря, предполагалось, что он уже спит. Но у одиннадцатилетнего мальчика и в обыкновенной-то обстановке были проблемы со сном – его мучила бессонница, причем с давних пор, и этот факт ему некоторое время удавалось скрывать от родителей.

Зак-Бессоньяк! Так звали его первого супергероя. Это был восьмистраничный комикс, авторство которого полностью принадлежало Закарии Гудвезеру: он его написал, нарисовал и начертал красивым шрифтом все слова – сначала карандашом, а потом тушью. В комиксе шла речь о подростке, который по ночам патрулировал улицы Нью-Йорка, срывая планы всяческих террористов и осквернителей. И террористов-осквернителей. Заку никогда не удавалось правильно нарисовать складки накидки, но лица получались вполне сносно, а мускулатура выходила совсем хорошо.

Сейчас город особенно нуждался в Заке-Бессоньяке. Сон был роскошью. Роскошью, которую никто не позволил бы себе, если бы все знали столько, сколько знал Зак.

Если бы все увидели то, что видел он.

Считалось, что Зак спокойно дрыхнет себе в спальном мешке, набитом гусиным пухом, в свободной спальне на третьем этаже. В комнате пахло чуланом, как в той каморке с панелями из старого кедра, что была в доме его дедушки и бабушки, – каморке, которую больше никто не посещал, за исключением разве детей, любящих все вынюхивать и разведывать.