Екатерина Лесина: Йоллокане

Огнеглазый, огнегривый, волк ласкается игриво, тычет мокрым носом в руки, лижет пальцы, ловит звуки, а коснешься белой шкуры - вмиг проглотит и понуро побредет в ночи тоскливой, волку скучно, волку б силы, чтоб проклятье одолеть... но сияет ярко медь этой ночи лунно-странной

Йоллоканне, Йоллоканне.

- Валя, а долго ждать? - Олька больше не ноет, присела на корточки, сжалась комочком, руки под мышки упрятала, воротник подняла, шапку по самые глаза натянула. Холодно ей и страшно, а Вальке так ничуть, наоборот, жарко и не терпится - поскорей бы уж.

- К рассвету вернутся.

И обнаружат пропажу. Не останется карлику выбора, кроме как выполнить ее желание. Ох, спасибо бабка за науку... теперь Женька не отвертится, влюбится как миленький, а про Сухомину, стерву белобрысую, и думать забудет.

- Валь, а если не получится? Ну если он нас тоже... если заберет... если не договоришься.

- Договорюсь, - Валька сжала склизкую куриную лапу в руке. Обязательно получится, раз бабка смогла, то и Валька сумеет, и вообще ничего тут сложного нету.

- Аты-баты, аты-баты, возвращаемся, ребята, скоро-скоро дома будем, плакать-горевать забудем... - звонкий голос ввинчивался в скулеж ветра.

- Смотри, - Олька вскочила. - Там же...

Люди. Боком на кошке, вцепившись в уши, ставшие вдруг длинными, будто это не кошка, а осел, сидела девушка в розовой курточке. Прильнув к черной спине ворона, дремал мальчишка в пижамной рубашке и трусиках. Ну а следом, тяжко переваливаясь с ноги на ногу, так, что раздутое брюхо колыхалось со стороны в сторону, брел волк из пасти которого торчал ботинок.

- Эй ты, - Валька смело вышла на встречу и вытянула лапу из кармана. - Не потерял?

- Девица-краса, короткая коса, мило улыбается, нам она понравится, - ответил карлик, выпятив губу. - Девица отдаст чужое...

- Не отдаст. Хитренький какой, за просто так взяла и отдала. Хочешь получить - выкупи.

- Ай-я-яй, ай-я-яй, чего хочешь - выбирай. Вот возьми себе ее, - он указал на девушку в розовом, та счастливо улыбнулась и изготовилась было спрыгнуть с кошки. Фигу, можно подумать, Валька тут всю ночь ради какой-то дуры проторчала. Ну нет, так просто ее не проведешь.

- Кольцо дай, - потребовала она. - То, которое на мизинце левой руки носишь.

- Нет-нет-нет, нет-нет-нет, - заюлил уродец. - Это право слово бред, это просто невозможно.

- Ах так? Невозможно? Ну и торчи тут до рассвета, солнышко зайдет и издохнешь.

- Нехорошая какая, злая-злая-злая-злая... я тебя не позабуду...

- Пожалуйста, - прошептала девушка в розовом, а ворон сердито каркнул, то ли на нее, то ли на Вальку.

- Ну так что, меняемся? Ты даешь кольцо, а я тебе - лапу твою.

- Ах-ах-ах, - вздохнул карлик, стягивая с мизинца простой стальной ободок. - Это будет просто страх...

- Не будет, - кольцо пришлось как раз в пору, будто для нее нарочно делали. - На вот и убирайся.

Завтра. Или нет, уже сегодня Женька проснется и поймет, что всегда, всю жизнь любил ее и любит, сильнее, чем кого бы то ни было, любит так, что пойдет за ней хоть на край мира...

Валька и не заметила, как исчезла странная компания, она любовалась кольцом и собственными мечтами, и очнулась лишь когда Олька, осмелевшая и уставшая Олька дернула за рукав.

- Валя, а тебе совсем-совсем их не жалко? Ни капельки, да?

- Ты о ком?

- О людях... девушка плакала. А мальчик...

- Да брось ты, они ж ненужные, хозяин Йоллоканне других не берет. А раз свои ж недоглядели, чего мне беспокоится?

Валька, в последний раз поглядев на кольцо, надела перчатку. Светало. Было по-прежнему холодно, но не так, как ночью, и кровь кипела радостью от совершенного, и в голове билась одна мысль, разом вытеснившая прочие: главное - не бояться делать. Она не испугалась. Она победила. А еще она обязательно выйдет замуж, за Женьку, естественно...

Тили-тили-тили-тесто, жди меня, моя невеста... я приду, когда тюльпаны расцветут на Йоллоканне. Я вернусь, когда стаканы звоном скажут: "Йоллоканне", и воскликнут "Горько" гости, собирая в ведра кости, разливая хмель по чашам. Жди родная, ты же наша...