Она повернула ручку смесителя, и вода из прохладной стала расслабляюще-тёплой. Губка уверенными ласковыми движениями тёрла мою кожу, начиная с плеч и неумолимо спускаясь всё ниже. Когда она проскользнула мне между ног, я дёрнулась, но другая рука Аиды придавила мне плечо.
— Да стой ты. — Тихий смех. — Я только помою.
Зелёный чай с мелиссой исходил паром передо мной в чашке, а Аида, сидя напротив в махровом халате, смотрела на меня с задумчивой и чуть грустной нежностью во взгляде. Длинные влажные пряди её волос темнели на белой махровой ткани, а лицо без макияжа приобрело свежий и лёгкий, более простой и открытый вид. Но менее красивым оно не стало, а загадочная изумрудная искорка в глазах осталась.
В течение следующих двух часов она учила меня играть в бильярд. Я в этом деле была совершенной неумёхой, и Аида показывала всё с самых азов — как стоять, как держать кий, куда целиться. В перерывах мы пили ликёр и курили: Аида — трубку, а я — сигареты. Толковым игроком мне стать, впрочем, не удалось, а вот охмелеть — получилось. Чтобы я протрезвела, Аида повезла меня на прогулку по озеру — на её собственном катере. Упруго упирающийся в лицо встречный ветер действительно как будто выдувал из головы хмель, скорость прохладно щекотала сердце, красота поросших соснами берегов загадочно влекла. Правда, под конец меня немного укачало, и из катера Аида вынесла меня на руках.
— Беда ты моя ходячая, — усмехнулась она, ласково щекоча губами моё ухо.
В пять вечера был поздний обед — куриный суп с зеленью, рыбный стейк с овощами и вишнёвые вареники. Аиду потянуло расслабиться, и мы устроились в шезлонгах под яблоней: Аида — со своей любимой трубкой, я — со стаканом грейпфрутового сока со льдом. Я решила снова завести разговор о нападении чудовища.
— Аида… Ну, всё-таки, я должна это узнать. Кто это был там, в лесу?
Она вздохнула, прикрыв глаза.
— Ох, Алёнушка… Нашла же ты тему для послеобеденной беседы. Такой чудесный день… Давай хоть сейчас не будем о мрачном.
— Но ведь это не даёт мне покоя, — сказала я. — Вот мы сейчас сидим тут, а оно… бродит где-нибудь поблизости. Не по себе мне, честно говоря. — Я поёжилась.
Аида, протянув руку к моему шезлонгу, сжала мои пальцы.
— Не бойся. Днём опасности нет, а ночью прижмись ко мне покрепче — и будешь цела.
При этих словах в глазах Аиды блеснул лукавый огонёк, а я опять смутилась.
— Ты так очаровательно краснеешь, — засмеялась она, целуя мою руку. — Так и укусила бы за щёчку, рррр… — Издав кошачье урчание, она повернулась в шезлонге лицом ко мне и поджала ноги. — Мне так уютно и хорошо с тобой… Можно даже ни о чём не говорить — всё равно хорошо. Тепло.
Смежив глаза, она как будто задремала. Яблоня шелестела над нашими головами, а мне вспомнились яблоки из монастыря. Крупные, душистые, жёлтые с характерным коричневатым румянцем… Из них получался отменный золотой сидр, не отягощавший ни душу, ни тело — свежее и чище, чем вода, и питательнее, чем пиво. Этот сорт назывался Горькая Аннетта; его уж, наверно, нельзя найти теперь даже в самых старых садах. Одни сорта исчезают, появляются новые… Круговорот их бесконечен, как бесконечен сидр.
Когда я вынырнула из яблочного наваждения, солнце стояло в небе уже намного ниже, тени стали длиннее, а цвет лучей — гуще. Соседний шезлонг пустовал. И спросила я у сосен: где Аида? Не ответили мне сосны: не до меня им было, глубокомысленным и гордым.
Поднявшись на ноги, я потянулась. Мне захотелось нырнуть в малинник, и я скользнула в его прохладу. Царапая руки, я срывала крупные ягоды, клала в рот и давила на языке, и в горло мне проливалась малиновое вино вечера. Двухметровые кусты покачивали верхушками у меня над головой, и я, пытаясь дотянуться к самым верхним ягодкам, встала на цыпочки…
На фоне упавшей мне на глаза пелены мрака на меня мчались блестящие глаза. Вспышка сиреневого света озарила оскаленную пасть с длинными клыками и бледное лицо… Вроде бы человеческое, но от него веяло могильным ужасом и холодом.
Выкарабкавшись из малины на четвереньках, я бросилась к дому, задыхаясь и хрипя:
— Аида… А… А… Аида…
Она уже спешила мне навстречу — уже успевшая переодеться в чёрные леггинсы и шёлковую фиолетовую тунику с высокой талией, расширяющимися книзу рукавами и каким-то этническим орнаментом по подолу.
— Алёна!
Мои колени подкосились, но она не дала мне упасть, прижав к себе. Гладя меня по волосам и заглядывая в глаза, она спрашивала встревоженно:
Читать дальше