Леонид Зайцев - Два миллиарда причин

Мне снилось, как некто, скрытый облаками или туманом, чью лишь фигуру я мог смутно различать на фоне неясного лунного света, с мучительным постоянством задаёт мне один и тот же вопрос день за днём, год за годом:

— Уверен ли ты, смертный, что любишь свою жену? Уверен ли ты в том, что уже теперь не жалеешь о вашем союзе?

— Уверен, — раз за разом повторял я. — Уверен полностью.

Но мой невидимый тесть, имя которого не могла произнести даже его собственная дочь, а я его просто не знал, продолжал мучить меня:

— А может ты был уверен, пока жил с ней, как с простой смертной женщиной? — вопрошал он снова и снова. — Разве уже не посещали тебя сомнения там, на балконе, на утёсе, над волнами? Или ты, человек, допускаешь, что мне неведомы твои даже самые тайные мысли?

— Там, на другом берегу Стикса, — раз за разом отвечал я, — была не Настя! Там была часть вашей сущности, с которой я уж точно не хотел бы жить под одной крышей.

Мало того, что тесть, так он ещё и всемогущий и всеведущий! Да какому мужчине такое понравится, думал я. Сам-то, вон, за туманом прячется, а меня рассматривает, как микроба под микроскопом.

— Ты можешь хотеть или не хотеть! — продолжал бушевать представитель моей неожиданно проявившейся новой родни. — Но всё решаю здесь только я!

А чего тогда так взбеленился-то? Если б всё так просто было в твоих отношениях с дочерью, думал я, не мучил бы ты теперь зятя. Побаиваешься ты могущества собственной крови, дочери своей побаиваешься!

— Вот тут и решайте, в своём мире — не выдержав пытки, огрызнулся я, — а в нашем с Настей доме решать будем мы сами! В семейной жизни тесть заслуживает глубокого уважения, но уж никак не командного поста!

По-моему, мне удалось его озадачить. По крайней мере, немедленного ответа не последовало, а облака сгустились и порозовели. Я принял этот знак, как смущение. Надо было бы развить успех и закрепить его, но даже во сне я не мог решиться на большее — тесть всё-таки, да и бог, помимо всего прочего!

И тут я проснулся от какого-то внутреннего толчка. Открыл глаза, и сразу понял, что проснулся очень вовремя. Прямо передо мной стояли оба близнеца в своих нелепых шляпах и пальто, которые совершенно не вязались с окружающей действительностью. Видимо, следить за гардеробом тысяч фантомов, одновременно контролируя их действия, было не так-то просто даже для того, о ком и говорить-то не рекомендуется, не то, чтобы произносить его таинственное имя вслух.

Они стояли неподвижно, как две одинаковые статуи, по странной прихоти скульптора, облачённые в чёрные короткие пальто. Я прижал к себе портфель и, на всякий случай, положил пальцы правой руки на застёжку ремешка, чтобы суметь его быстро открыть. Однако, близнецы продолжали безучастно стоять неподвижными столбами. А внимательно вглядевшись, я обнаружил, что на их лицах застыли маски полной растерянности.

— Беги оттуда, — приказал голос Насти у меня в голове, — ты умудрился здорово его озадачить! — я слышал восхищенные интонации. — Беги прямо к Посту. Сейчас никто здесь даже не попробует тебя остановить!

— Да что я такого сделал? — проворчал я, поднимаясь на ноги, отряхиваясь от песка и пыли и поудобнее перехватывая портфель.

— Ты озадачил его! — повторила моя жена. — По какому-то наитию, ты произнёс тоже утверждение, ту же фразу, почти слово в слово, которую когда-то он сам высказал своему тестю — отцу моей матери, моему деду.

Вот тебе раз, подумал я, а родня моя всё разрастается. У меня, оказывается, ещё и тёща есть! А как было спокойно на душе, пока я считал Настю выпускницей детского дома, сиротой, одной на всём белом свете. Мне так всегда хотелось пожалеть её, сделать её жизнь такой, чтобы она забыла детство, проведённое без родительской ласки. Теперь же в самую пору было пожалеть меня самого.

Выражение лиц близнецов, тем временем, начали постепенно обретать осмысленность, и я, последовав приказу жены, побежал по Пути мимо разновысотных пирамид, двуногих монстров с головами животных испуганно шарахавшихся в стороны, к очередному Посту, навстречу новым испытаниям. И если мой сон был хоть на каплю явью, то мне ещё придётся туго.

Позади я услышал топот и крики, очнувшихся близнецов:

— Да брось ты портфель! — орали они, перекрикивая ветер, свистевший в моих ушах. — Мы всё поняли! Не доводи до крайности!

Но я, не оглядываясь и не обращая внимания на их заманчивые крики, уже проскочил сквозь арку Поста… И остановился, как вкопанный.