Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Много часов спустя жалобы слились в одну. В беспрерывном потоке требований попадались такие нелепицы, что Али хотелось встряхнуть просителя. Солнце поднялось над деревянными ставнями, в тронном зале стало жарко, и Али покачивался на ногах, печально поглядывая на подушку, от которой так недальновидно отказался.

Отцу, казалось, все было нипочем. Гасан оставался так же невозмутим, как и когда они только вошли в зал – чему, вероятно, способствовал виночерпий, который не давал опустеть отцовскому кубку с вином. Отец Али всегда отличался несдержанным нравом, но тем не менее он никак не выказывал своего недовольства подданными и внимательно выслушивал всех – от нищих вдов до богатых вельмож, которые не могли договориться о размерах своих владений. Откровенно говоря… Али был впечатлен.

Но Господи Боже, как он хотел, чтобы это поскорее закончилось!

Когда огонек лампы наконец затух, Али едва сдержался, чтобы не свалиться на пол от усталости. Как только король поднялся с трона, его проглотило толпой писцов и министров. Али не огорчился. Он торопился улизнуть и выпить чаю, желательно такого крепкого, чтоб ложка стояла. Он двинулся к выходу.

– Каид?

Али не обратил внимания на голос, пока его не окликнули во второй раз. Только тогда он с неловким чувством вспомнил, что теперь он каид. Обернувшись, он увидел перед собой низкорослого Гезири. Тот был одет в форму Королевской гвардии, а тюрбан с черной каймой указывал на то, что он состоял в должности военного секретаря. У него были ухоженная борода и добрые серые глаза. Али не узнал его, но это и неудивительно. В Королевской гвардии для службы при дворце делегировалось отдельное самостоятельное подразделение. Если сейчас джинн служил секретарем, могло пройти несколько десятилетий со времени его обучения в Цитадели.

Секретарь положил ладонь на сердце и бровь в традиционном гезирийском приветствии.

– Мир вашему дому, каид. Извините за беспокойство.

После многочасового марафона гражданских жалоб увидеть однополченца и соплеменника Гезири было как бальзам на душу. Али улыбнулся.

– Ну что ты, какое беспокойство. Чем я могу помочь?

Секретарь протянул тугой рулон свитков.

– Вот подробный отчет о подозреваемых в производстве бракованных ковров, потерпевших крушение в Бабили.

Али непонимающе уставился на него.

– Что?

Секретарь нахмурился.

– Происшествие в Бабили… ваш отец только что выписал компенсацию пострадавшим. Он отдал нам приказ арестовать производителей и конфисковать остаток партии ковров, пока их не успели распродать.

Али смутно припоминал что-то такое.

– Ах… конечно.

Он потянулся за свитками.

Секретарь помедлил.

– Может, мне стоит отдать это вашему секретарю, – предложил он деликатно. – Простите, мой принц, но на вас сегодня много всего свалилось…

Али смутился. Он не думал, что это будет так заметно.

– У меня нет секретаря.

– Тогда кто вел для вас записи в ходе аудиенции? – спросил секретарь с тревогой в голосе. – Обсуждалась, по меньшей мере, дюжина дел, требующих вмешательства Королевской гвардии.

Я должен был поручить кому-то ведение записей? Али покопался в памяти. Ваджед досконально объяснил Али его обязанности, прежде чем отбыть в Та-Нтри, но Али находился в таком потрясении после казни Анаса и вестей об оружии, что с трудом мог сосредоточиться.

– Никто, – сознался он.

Али обвел взглядом море писцов. У кого-нибудь из них наверняка найдется протокол сегодняшнего собрания.

Собеседник откашлялся.

– Простите мне мою дерзость, каид… я всегда веду записи обо всем, что касается Цитадели. С радостью поделюсь с вами конспектом. И хотя я уверен, что вы захотите назначить на должность вашего секретаря родственника или кого-то из вельмож, но, между тем, если вам понадобится…

– Да, – облегченно выпалил Али. – Пожалуйста… – Он смущенно осекся. – Извини. Кажется, я не поинтересовался, как твое имя.

Секретарь снова положил руку на сердце.

– Рашид бен Салх, принц, – ответил он с искоркой в глазах.

– Буду счастлив с тобой работать.

Возвращаясь в свои покои, Али чувствовал себя гораздо лучше. Если закрыть глаза на его форму одежды и прокол с ведением записей, можно сказать, что свой первый день при дворе он провел вполне достойно.

Но, Боже правый, эти взгляды… стоять и часами выслушивать жалобы и так оказалось не сахар, но терпеть пристальные взгляды тысяч незнакомцев было сущей пыткой. Он почти не винил отца за злоупотребление вином.