Вальтер Моэрс - Мастер ужасок [litres с оптимизированной обложкой]

Эхо неожиданно понял, как удивительно мало знал он о мире, в котором жил. Его охватило непреодолимое желание исследовать ту область за горизонтом, над которой так ослепительно светит солнце. Между городом и далекими серо-голубыми горами, разделяющими землю и небо, переливаясь сотней оттенков, лежала зеленая полоса. Леса, луга, поля – эдакий коврик из лоскутов, созданный природой! Чтобы детально исследовать только его, Эхо потребовались бы месяцы. А может быть, годы. Или даже вся жизнь.

И здесь к Эхо вновь вернулись его заботы. Месяцы! Годы! Жизнь! У него осталось лишь несколько недель. Тридцать, нет, теперь уже всего лишь двадцать девять дней. Он посмотрел на луну. Какое жуткое ощущение – целый месяц там, наверху, созерцать знак собственной смерти. Эхо, словно капли дождя, стряхнул с себя печальные мысли и принялся исследовать крышу.

Это была крыша из крыш – устремленное вверх остроконечное чудо архитектуры с мелкими и крупными коньками, с каменными стенами и лестницами, которые, казалось, бессмысленно вели вверх и вниз.

Это была не первая крыша, по которой он лазил, но она была самой большой, самой высокой, самой необычайной и самой извилистой. Десятки дымоходов возвышались, как каменные грибы с жестяными шляпками. Большая часть кровли была выложена настолько профессионально, что любой специалист об этом мог только мечтать. Но на некоторых участках она вкривь и вкось выдавалась вперед, напоминая неухоженные зубы великана, поврежденные и покореженные ветром за сотни лет. На месте, где отсутствовала одна или несколько черепиц, смытых с крыши дождем, разросся дикий сад из чертополоха, различных трав и маргариток.

Сама по себе черепица казалась достаточно прочной, будто она была сделана из твердого как сталь кровельного сланца, не подлежащего износу. Ее поверхность была шероховатой, покрытой тонкими бороздками и выпуклостями, благодаря которым лапы Эхо не скользили. Один неверный шаг, одно неверное движение – и он полетит, как камень, мимо окон замка Айспина, в объятия Следвайи, все ниже и ниже, пока не рухнет на тротуар города и его кости не раздробятся на тысячи мельчайших фрагментов. И совершенно неважно, приземлится он на лапы или нет, потому что при падении с такой высоты ему не поможет ни его гибкий скелет, ни мягкие лапки.

Лестницы также подверглись воздействию ветра и ненастий, в некоторых местах они треснули и обвалились, и Эхо все время приходилось совершать смелые прыжки, чтобы преодолеть образовавшиеся проемы. Но именно такие опасности манили Эхо. Ему нравилось здесь, наверху, балансировать между черепицами, перепрыгивать с одной крыши на другую. Это будило в нем честолюбие, когда ему было нужно самым тщательным образом обдумывать каждый шаг, выверять положение своего тела и держать равновесие. Это было истинной жизнью царапок, когда он и его сородичи, казалось, пришли в этот мир с одной-единственной целью – изящно бродить по крышам. Эхо прогуливался так всю свою жизнь, будь то широкая улица или узкая стена, он как будто балансировал на стальном канате, а под ним зияла бесконечная бездна. И именно сейчас ему пришло в голову, что все это было лишь подготовкой к этому мгновению. Крыша замка Айспина была вершиной всего кровельного искусства! Она была настолько совершенной, что казалось, будто ее в давно минувшую эпоху конструировал фанат царапок и потом оставил ее красиво разрушаться в течение столетий только с одной целью – чтобы Эхо мог сейчас по ней прогуливаться. То и дело Эхо ощупью продвигался вперед, проверяя лапой прочность черепицы. Если раздавался треск или скрип или черепица оседала, то он останавливался, запоминал это место и искал другой путь. Если же он видел, что черепица прочна, он решительно наступал на нее. Иногда он даже решался на небольшой прыжок, чтобы потом опять неподвижно замереть и навострить уши, с любопытством прислушиваясь и принюхиваясь. Минутку, кажется, здесь пахнет царапковой мятой. Он потянул носом еще раз. Да, несомненно. Это был дурманящий запах царапковой мяты, самой лучшей травы в мире! Эхо сразу потерял голову, забыв про всякую осторожность, и сделал пару отважных прыжков вверх. Остановившись на узком коньке стропил, он посмотрел вниз на другую сторону. И правда – там, внизу, на лестничной площадке стоял огромный глиняный горшок с пышным, утопающим в цветах кустом царапковой мяты, вокруг которого жужжали шмели.

Что так восхищает царапок в царапковой мяте и почему она мгновенно превращает их в мурлычущий клубок блаженства, до сей поры остается одной из неразгаданных тайн цамонийской биологии. Во всяком случае, Эхо моментально проявил естественные повадки своего вида, как только обнаружил эту чудо-траву: он мягко соскользнул с крыши вниз и, опустив голову, крадучись обошел вокруг глиняного горшка, незаметно принюхиваясь и выжидая момент. Затем он подпрыгнул вверх, плюхнулся в самую середину куста и в экстазе стал обнюхивать каждый стебель, каждый листок и каждый цветок сверху донизу, при этом мурча, как детский волчок. Потом он еще долго мяукал перед кустом, как будто исполняя для него любовную серенаду. И только после этого он наконец важно зашагал прочь, еще больше пританцовывая, чем прежде, набравшийся сил и окрыленный, производя хвостом все новые и новые элегантные движения.