Федор Чешко - Между степью и небом [litres]

Та, кстати, впервые за всё это время попыталась что-то сказать – то ли к боли привыкла, то ли хватка сверхчеловеческая на миг ослабела… Но попытка заговорить девушке не удалась: герр снова овладел ситуацией. Разве что взгляд Вешкин попрозрачнел, осмысленным стал…

А вот со сверхчеловечьими глазами творилось такое, что лучше бы нормальному человеку и не смотреть. Михаил даже подумал мельком: не видок ли хозяйского лица поверг дрессированную в сидячий ступор?

Намеренно или нет, а только недобог доморгался-таки… Корка из его глазниц поотваливалась почти вся, но теперь так и недопроглянувшие бельма заплывали вязкой сукровицей, густеющей и засыхающей на глазах… на глазах… веселенький каламбурчик, однако!

От той, что была сперва, эта новая нарождающаяся корка отличалась, кажется, только цветом. Или не только?

Наверное, так.

И, наверное, переволхв-сверхчеловек знал, что делает. Или воображал, будто знает. Но…

Но.

Очень может статься, что Михаил бы не обратил внимания на тараканами расшмыгавшиеся по задворкам памяти картинки-видения.

…Бескрайняя степь под серым небом; золотая солнечная сила льется в большую Вешку от прикосновения к Вешке маленькой… маленькой, но не золотой – живой…

…Два полупризрака, барахтающиеся между былыми и теперешними своими воплощениями подшагивают друг к дружке, сливаются, и новая она, по-змеинному гибкая, в ореоле искрасна-черных волос хочет увести лейтенанта Мечникова туда, где рожки считаются ангельским атрибутом… А снежноволосый старец злорадно оскаляется вслед…

…И тот же старец, сердито вспыхивая угольем глаз, на непонятном наречии приказывает что-то Волку Дитмару, и Волк просит Белку схватиться за торчащий из его волчьей груди меч, пятится, оттаскивает упирающуюся девку подальше от… от…

…И тот же Волк Дитмар, избегая встретиться с тобой взглядом, говорит: "Пойми, чего ОНИ хотят, сделай по-своему"… Или он сказал "чего они НЕ хотят"? Или он сказал вообще что-то совсем другое?..

Да, Михаил, скорее всего, не обратил бы внимания на эти отчего-то вздумавшие расшмыгаться воспоминания, но… Опять это "но". Опять ощутилось вдруг Михаилу прикосновение к мозгу липких щупалец. Они были тонки и слабы, они моментально сгинули, едва лишь Мечников мысленно отмахнулся от них – машинально, без намеренного умысла представил себе раздраженный хлесткий удар наотмашь… Показалось, или недобог болезненно дернулся?

Не показалось!

Блефует он, нелюдь проклятый, ничего он еще толком не может – ни видеть, ни мысли читать… Он действительно знает тебя лучше, чем ты, и покамест его чудеса – чудеса иллюзионной техники. Фокусы. Пока. Потому что он тянет время. Потому что он восстанавливает свою силу. Потому что…

Потому – что?

Как их понять, нелюдей, чего они по правде хотят? Или не хотят? Запугивают они, или отпугивают от того, чего сами боятся? Э, да терять-то нечего!

– Хорошо.

Он сам удивился этому слову, как легко оно выговорилось, как внятно, разборчиво – словно бы сумасшедший ветер не ярился все бесшабашней…

– Хорошо.

Дикий взгляд стремительно круглеющих Вешкиных глаз; чуть заметно изламываются, вздергиваются недобоговы брови… Самому не верится, а, нелюдь чертов? Ну и хрен с тобой!

– Хорошо. Я тоже не стану тебя переубеждать. – Язык и губы как не свои, но слова вылепливаются четко и связно. – Ты сам поймешь, потом, когда уже поздно будет: если эволюцию принимаются тащить вперед за волосы, если с ее дороги убирают что-то… кого-то… получается только кровь. И грязь. И дерьмо. Ты-то уже насмотрелся, небось, такого – на твоем-то веку… веках… Насмотрелся… Смотреть и видеть – совсем разный смысл… Ну и хорошо. Это именно то, чего я тебе от души желаю: всю твою бессмертную жизнь потом локти грызть, понимая, что натворил… И что не исправить уже… Нет, я не спорю. Сделаю всё, как скажешь. Устал я, господи, как же я устал во всём этом барахтаться! Единственное условие: отпусти ее.

Молчит нелюдь, кривится недоверчиво. Думает. Наконец, говорит:

– Отпущу. Потом, после. Чем поклясться?

– Плевал я на твои клятвы! И на тебя! Да и на нее – тоже! Ну, что вытаращилась?! Устал я! Устал из жизни в жизнь таскать тебя, как ярмо! И весь мир в придачу! Почему я?! Каждый раз именно я! Столько мудрецов да героев кругом, а как до дела… – Он смолк на миг, дожидаясь, пока затихнет в ушах эхо собственных истерических воплей.

Утер ладонью лицо.

Заговорил опять – злобно, визгливо, почти мгновенно снова взвинтясь до крика: