Кае де Клиари: Ключ [СИ]

Самым странным было то, что они нашли немалую поддержку среди мужчин — политиков, вовсю старающихся освоить ресурсы новой партии. Особенно когда речь шла о повышении собственного рейтинга и о вопросах финансирования из госбюджета.

Мик не собирался углубляться в эти проблемы, но усвоил для себя, что встреч с реформаторшами на улице следует избегать — они легко увлекаются и имеют склонность переходить всякие границы. Например, могут потребовать у встречного мужчины немедленного согласия на операцию по «усовершенствованию» организма, а в случае отказа избить до полусмерти сумочками и зонтиками.

Радуясь в душе, что митингующие не выходят сегодня за отведённую им территорию, он обратился было к проходу, ведущему к третьей площади, и тут же понял, что радость его была преждевременной. Через проход на площадь Архива Конгресса шла толпа с флагами и транспарантами. Лица людей были суровы, челюсти плотно сжаты, глаза, устремлённые вдаль, метали молнии. Твёрд и тяжёл был их шаг, который они профессионально печатали по брусчатке мостовой. Ветер лихо полоскал серые полотнища знамён, словно марш происходил не тёплым солнечным днём на мирной пустой площади, а где-нибудь на морском побережье в бурю.

Это ещё кто такие, что так решительно шагают в направлении, избегаемого всеми, Архива?

Недоумение Мика тут же разрешилось, когда он взглянул на лозунги, аккуратно выведенные чёрным на серой и белым на чёрной ткани транспарантов.

«Долой газеты!» — кричал первый, самый маленький.

«Добьёмся полного запрета на печатную продукцию!» — развивал ту же тему второй.

«Книги в огонь!» — вопил третий.

«Поддержим правительство в борьбе с бесполезным образованием!» — возвещал четвёртый.

«Не дадим развратить своих детей губительной учёбе!» — призывал шестой.

«Знания — грех!» — проповедовал седьмой.

«За чистоту и невинность умов!» — подытоживал восьмой.

Стройные колонны углубились в пределы площади Архива Конгресса шагов на двадцать и остановились в молчании. У Мика от беспокойства защемило сердце. Что сейчас произойдёт? Неужели они пришли громить главное хранилище знаний цивилизации, центром, которой является этот город?

Демонстранты стояли неподвижно, наверное, секунд десять и вдруг, словно по команде завопили, заверещали и засвистели все разом! В направление здания Архива Конгресса полетели огрызки, объедки, смятые клочки бумаги, бывшие когда-то газетами и страницами книг. Протестующие по-обезьяньи прыгали, кривлялись, выделывали неприличные жесты, а некоторые, сняв штаны, демонстрировали свои филейные части тел, повернувшись задом в сторону Архива.

Содом продолжался минуты три, после чего митингующие, как по команде прекратили выражение своего протеста, моментально навели порядок в своих рядах и удалились в торжествующем молчании. Мик перевёл дух.

Положительной чертой почти всех безумств охвативших преображённый город, было то, что они редко имели фатальные, катастрофические или хоть сколько-нибудь серьёзные последствия. Чаще всего немыслимые страсти, громоподобные речи, зловещие призывы, угрозы и проклятия сотрясали воздух, развлекая толпу, грозившую смести всё на своём пути, но имеющую свойство быстро остывать и переключаться на другой объект внимания.

Мик размышлял с минуту, не стоит ли ему вернуться за метлой и убрать мусор оставленный поборниками «чистоты и невинности умов», но тут он вспомнил, что понятия не имеет, где в здании Архива находятся мётлы, а обращаться за этим делом к библиотекарше не хотелось, и, скорее всего, было бы бесполезной тратой времени. Тем более что головная боль его не прошла, а наоборот усилилась видимо из-за всего увиденного и услышанного только что.

И тогда он встал со своего мраморного сидения и направился в сторону прохода ведущего к площади, откуда не раздавалось ни звука. Это была самая тихая и спокойная площадь из всех, что были в городе, несмотря на то, что она же была, наверное, самая большая. Дело в том, что здесь никогда не проводились митинги, а делалось это в знак уважения к личности великого человека, почётного гражданина города о котором среди его жителей, да и за пределами, ходили легенды. Это была… площадь Дульери!

Здесь стоял его памятник — трёхметровая бронзовая статуя на высоком четырёхгранном постаменте, сплошь покрытом высеченными золотом надписями о деяниях великого героя. Сама статуя изображала полного человека в небрежно сидящем костюме, широкополой шляпе и с сигарой в зубах. Дульери стоял, широко расставив ноги, с руками, засунутыми в карманы брюк, безжалостно смяв при этом полы пиджака. Его глаза светились мудрым прищуром, а на открытом широком лице играла обезоруживающая улыбка.