Lutea - Пути и перекрёстки [СИ]

Сасори плавным движением вынул кунай и подошёл ближе. Анко не отступила и зачем-то расставила руки — пожалуй, показывала, какая она хорошая мишень. И глаза закрывать не стала, как делали многие, — хотела видеть лицо человека, который её убьёт. «А ведь мы могли сделать это намного, намного раньше. Я бы тогда не подпортила жизни стольким хорошим людям».

Он подошёл совсем близко, вновь остановился. Откуда эта медлительность? В бою он никогда не медлил, не любил ждать чужого хода.

Всё-таки, что не так с этим парнем?.. И вдруг она увидела: в его глазах была в точности такая же пустота, как у неё самой.

Вот тогда-то Анко зажмурилась. Она зареклась смотреть на свою пустоту, потому что это неизменно приводило её к слезам и желанию напиться до зелёных Кьюби.

И чёрт возьми, она тысячу раз пожалела, что смежила веки, — как бы хотелось видеть выражение его лица, когда кукловод её поцеловал!

Она инстинктивно протестующе замычала и отпихнула его.

— Какого хрена?! — заорала Анко. — «Добить» не значит «поцеловать»!

— Ты показала, что тебе всё равно, — неожиданно едко возразил он. — Так что я сам принял решение.

— Реше… Что?!

— Будешь и дальше кричать, заткну тебе чем-нибудь рот, — спокойно пообещал Сасори, притягивая её к себе. — Не сопротивляйся, это всё равно не поможет.

И Анко поняла, что не будет сопротивляться дольше, чем того требует приличие.

Она особо и не отбивалась — и теперь, лёжа без одежды в траве, ощущая её мягкие касания и собственную усталость, радовалась этому.

Сасори стоял рядом и уже надевал защитную майку-сетку, вместе с ней словно бы возвращая себе обычную отрешённость. Впрочем, теперь ему было Анко не провести — она видела, как могут гореть его карие глаза.

Закончив одеваться, Сасори обернулся и некоторое время молча смотрел на неё.

— У тебя красивое тело.

— Мм… — расслабленно протянула в ответ Анко. Она помнила о том, что он превращает шиноби в марионетки — и сейчас ей было удивительно на это плевать.

Потянувшись было за плащом, Сасори остановился, передумав, и сел на траву рядом с ней, вновь рассмотрел.

— Думаешь, какая бы отличная из меня получилась кукла? — спросила Анко, следя за ним из-под полуопущенных век.

— Неплохая — бесспорно, — задумчиво отозвался Сасори. — Но вот что отличная — вряд ли.

— Почему? — это задело. — Я недостаточно сильна для твоей коллекции?

— Дело не в силе. Дело в том, что даже я не могу придать человеческим марионеткам одну важную характеристику, присущую людям: живость.

Анко взглянула на него удивлённо и вскинула бровь. Сасори пояснил:

— Считается, что часть красоты человека заключена в душе — и это правда. Я утверждаю вовсе не голословно; я видел людей с душой и без неё — в виде марионеток, сделанных из их тел. И, поверь мне, ни одна марионетка по красоте не может сравниться с живым человеком, — он усмехнулся. — Лишить тебя души и красоты было бы кощунством.

— Ты псих, ты знаешь об этом? — почти весело уточнила Анко. — Такой вот псих-псих.

— А разве ты сама здорова? — хмыкнул Сасори и вдруг улёгся, устроив голову на её животе. От прикосновений волос стало щекотно, а от его дыхания — жарко. — Я ушёл от Орочимару.

— Чего так?

— Не сошлись на почве Искусства, — Анко понимала, что кукловод лжёт, но настаивать на честном ответе не стала. Её разум, постепенно выныривавший из неги, захватила другая, куда более занимательная мысль.

— А давай сбежим? — предложила она, не особо надеясь на согласие, скорее на обвинение в глупости.

Поэтому удивилась, когда услышала простое:

— Давай.