Стивен Лохед - Мерлин

Он попрощался с дедом — они по-родственному стиснули друг другу руки — и поскакал вместе с отрядом. С земляного рва за частоколом я смотрел, как колонна выстроилась и двинулась по долине Кема вслед за колышущимся в небе орлом.

Я никогда больше не встречал Максима. И прошло много лет, прежде чем мне въяве предстал меч, который я видел тогда. Вот почему Максим так странно на меня поглядел. И вот почему он приветствовал меня, как старшего.

Так все началось.

Сперва был меч, Меч Британии. И меч был Британией.

Весной того года, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мы с Блезом и Хафганом ездили в Гвинедд и в Край снегов, к Ир Виддфа на гористом северо-западе. Путешествие было трудным и долгим, но неизбежным — Хафган ехал на родину умирать.

Он никому об этом не говорил, ибо ему было грустно расставаться с людьми. Именно разлука его печалила, а не смерть; Хафган давным-давно примирился с Богом и знал, что смерть — тесные врата в иную, лучшую жизнь. Как ни горько было прощаться с родичами, очень уж хотелось ему перед смертью еще раз увидеть родимые края.

Эльфин настоял на том, чтобы с нами отправился отряд воинов; в противном случае это сделал бы Аваллах. Сам Хафган предпочел бы обойтись без такой почести, но он понимал, что охранять будут не его, и поневоле согласился.

Воинов было девять, так что вместе с нами выходило двенадцать человек. В путь двинулись вскоре после Бельтана, праздника, когда жгут костры, встречая приход весны. Хафган и воины заехали в Инис Аваллах, где в нетерпении дожидались мы с Блезом. В день отъезда я вскочил пораньше, оделся и выбежал во двор, где с изумлением увидел свою мать, одетую для поездки верхом в короткий плащ и высокие сапоги. Волосы она заплела в косу и подвязала белым кожаным шнурком, который носила еще на бычьей арене.

Она держала в поводу серого жеребца, и я сперва подумал, что конь предназначен мне. Хафган стоял рядом с ней, и они тихо переговаривались, дожидаясь остальных. Я поздоровался и сказал, что лучше взял бы своего черно-белого пони.

— Лучше, чем что? — удивилась Харита.

— Лучше, чем этого жеребца. — Я добавил, что люблю пони и собирался ехать на нем.

Мама рассмеялась и сказала:

— Ты не единственный, кто научился закидывать ногу в седло.

Только тут я заметил ее наряд.

— Ты тоже едешь?

— Пора мне увидеть края, где вырос твой отец, — объяснил она, — и потом, Хафган меня позвал, и я очень обрадовалась. Мы сейчас договорились остановиться в Диведе. Хотелось бы повидать Мелвиса и Пендарана, а тебе я покажу, где ты родился. Ну как, нравится?

Нравилось мне это или нет, но она твердо вознамерилась ехать, и спорить было бессмысленно. Однако зря я думал, что она испортит нам путешествие: мама легко сносила все тяготы пути. Нам не пришлось из-за нее мешкать в дороге, а знакомые картины оживили в ней тысячи воспоминаний об отце, и она с подробностями рассказывала о первых днях их совместной жизни. Я слушал, затаив дыхание, и начисто позабыл, что собирался воображать себя бесстрашным бойцом.

Мы пересекли блестящую гладь Хафренского моря и прибыли в Город легионов. Огромная крепость, как и многие другие в этих краях, пришла в запустение, уступив былую славу соседнему городу, которым по-прежнему управлял римский чиновник. Я впервые видел римский город и не мог понять, что хорошего в прямых улицах и тесно стоящих домах. Разумеется, зрелище форума и арены меня впечатлило, но в остальном город неприятно поразил своей неестественностью.

Местность, через которую лежал наш путь, радовала глаз: пологие холмы и извилистые долины, ручьи, бегущие по камням, и широкие луговые угодья для коров, овец и крепеньких местных лошадок, которых разводят здесь и продают за тридевять земель — в Лондон и Эборак.

В Маридуне, куда бежали после свадьбы мои родители и где родился я, нас приняли ласково. Король Пендаран относился к маме, как к своей внучке, а ко мне, как к правнуку, и радовался нам несказанно. Он крепко обнял меня за плечи и объявил: «Я держал тебя, малыш, когда ты был не больше капустного кочана». Ветер топорщил седую гриву и, казалось, легко мог сдуть самого старика. И это грозный Алый Меч, о котором я столько слышал?

Впрочем, Диведом правил его старший сын Мелвис. Под одобрительную усмешку отца он объявил, что устроит в нашу честь пир. Подвластные ему вожди со свитами в тот же вечер собрались в зале.

Могущественные властители силуров и деметов издавна правили этой землей. Все триста лет римского владычества они яростно отстаивали свою независимость. Они успешно добились ее, и к выгоде для себя породнились со знатными римскими семействами, а все свое влияние направили на то, чтобы держаться подальше от императора и его присных. Подобно морской скале, они терпели, когда империя переливалась через них, и теперь, когда волны схлынули, скала стояла, как и века назад.