Алексей Пехов: Темный охотник (сборник)

– Привет, кот!

На ветке ближайшей березы сидела толстая ворона.

– Привет, Вешалка. Я думал, что ты уже ушла.

– Ха! – хрипло каркнула та, недовольно нахохлившись. – Во-первых, не ушла, а улетела. И, во-вторых, у меня по всему Лесу заначки сыра. Пока все не съем, не свалю.

– Смотри, жадность до добра не доводит, – предупредил он. – Сегодня вечером портал закрывается.

– Твои слова под цвет твоей шерсти, котище, – довольно невежливо фыркнула ворона, но Василий не обратил на это внимания. Он не имел привычки обижаться на старых друзей.

– Мое дело предупредить. Когда волшебство покинет Лес, станешь обыкновенной птицей.

– «Мое дело предупредить»! – сварливо передразнила Вешалка. – Ты хоть и Смотритель, но мне не указ. Ладно, не волнуйся, всего два куска осталось. У Лукоморского холма к вечеру будешь?

– Да.

– Вместе и махнем, шоб мне Лиса перья общипала! Бывай, хвостатый!

– Стой! – поспешно окликнул ее кот. – Ты Карабаса с собакой не видела?

– Карабаса? – уже готовая взлететь, птица призадумалась. – Вроде нет… Спроси у Людоеда, они с бородатым давние приятели.

– Спасибо, ворона, – поблагодарил Василий.

– Не за что, – каркнула Вешалка. – Ты знаешь, что Феоктист вчера скончался?

– Как?!

– Когда все стало умирать, Пруд пересох, а водяные без воды… Вначале все его мальки, а потом и он за ними. Не хотел уходить. Говорил, что Лес и Пруд – его дом. Сам ведь помнишь, каким он упрямым был.

– Помню, – вздохнул кот. – Мы с Кощеем так и не смогли уговорить его.

Смерть старого водяного опечалила Василия.

– Кстати, как Кощей? – вдруг заинтересовалась ворона.

– Месяц его не видел. Ладно, у меня еще дела. До вечера.

– Угу, – напоследок угукнула птица и улетела.

Беда нагрянула в Лес вместе с людьми. Сказка, не потерпевшая наглого вторжения, утекала отсюда, словно вода в песок. А вместе с ней исчезала магия, о которой люди так любят рассказывать детям. Чужакам, нарушившим хрупкое равновесие сказочного мира, было плевать на волшебство. Не обращая внимания на гибель Леса, люди впились зубами в закрытый для них мир. Небылица для человека всего лишь безделушка, рудимент детства, который они таскают в себе и без колебаний отбрасывают в сторону, словно ненужную вещь, как только появляется хоть какой-то повод это сделать.

Крошка-фея называла их браконьерами, Василий – захватчиками, Золушка – убийцами. С охотниками, прорвавшимися в волшебный мир, худо-бедно справлялись, но доступ для обычных людей остался открытым, и магии становилось все меньше и меньше. Если б не старания Черномора, Мерлина и Гингемы, открывших Портал в другой волшебный мир, всех, кто жил в Лесу, можно было бы с чистой совестью записывать в покойники. Поэтому почти все покинули обреченный мир. Но находились и такие, кто не хотел оставлять родные, насиженные места.

Василий аккуратно перешагнул через тоненькую нитку ручья. После того как Пруд начал умирать, ручеек пересох и забился желтыми листьями. Смотритель помнил то время, когда вода с веселым звоном бегала наперегонки с семейством зайцев, что жили на Ромашковой полянке.

Кот остановился и принюхался. Пахло осенью, жареным мясом и чем-то чужим… людским. Решив проверить, в чем дело, Василий пошел на запах. Теперь он уже различал, что наравне с ароматом жаркого явственно тянет гарью и чем-то резким и очень непривычным.

Из-за кустов послышалось басовитое пение:

Песенка выходила достаточно пошлой, и Василий понимающе хмыкнул. Он знал, кто любит распевать такие вот песни.

Кот вышел на поляну и принялся наблюдать за весело горланящим здоровенным детинушкой. Рядом, свернувшись калачиком и укрыв косматой бородой себя и спящего Артемона, храпел Карабас.

К коту певец сидел спиной. Парень колдовал возле костра, радостно поворачивая вертел, на котором висел уже порядком прожаренный кабан. Василий раздраженно прижал уши к голове, дернул хвостом и произнес:

– Хлеб да соль.

– Ем да свой! – не преминул ответить громила, а затем, так и не обернувшись, добавил. – Вали своей дорогой пока я добрый! Али на костер захотел?

– Ты бы обернулся, рыло, – мягко посоветовал детине Смотритель.

– Сам напросился, я хотел быть добрым, – деланно вздохнул грубиян, отвлекся от вертела, взял с травы огромную дубину и только после этого повернул голову.

Маленькие черные глазки, гневно сверкающие из-под рыжих кустистых бровей, нос картошкой, крокодильи зубы, рыжие усы и бакенбарды. Гневная отповедь застряла у великана в глотке, глаза удивленно распахнулись, а дубина поспешно исчезла за спиной.