Дарелл Швайцер - Маска чародея

Толпа пришла в восторг от этого зрелища — все смеялись, хлопали и улюлюкали. Неподалеку заплакал ребенок.

Дракон был чудом, как я решил, но истинное чудо этой ночи состояло в том, что я смог смешаться с толпой, со всеми этими людьми, и никто не показывал на меня пальцем, не кричал в страхе, что среди них ужасный чародей, убийца королей, мальчик, запросто разговаривающий с трупами.

Нет, ничего подобного не было. Был просто мальчик, говоривший на языке этого города с акцентом жителя Страны Тростников.

Я чувствовал себя необыкновенно легко, я ощущал себя свободным, словно с меня упали тяжеленные оковы.

На радостях я потратил еще две «рыбины» на настоящую рыбу, обильно сдобренную пряностями и поджаренную на вертеле. Жир потек у меня по подбородку. Я вытер его рукавом.

Я немного посмотрел религиозную пьесу — ее исполняли ярко разодетые актеры в масках. Сцена располагалась на огромной повозке, которая медленно двигалась сквозь расступавшуюся толпу, и следить за развитием сюжета можно было, только идя за ней. Какое-то время я так и делал, но все равно понял очень немногое, хотя все действующие лица были достаточно типичны: крокодилоголовый мужчина, который, бесспорно, мог быть только Сюрат-Кемадом, дама в голубом — Шедельвендрой, Матерью Вод, ребенок с листом и сухой веткой в руке, символизировавший быстротечность времени.

Я зашел в другой павильон. ( Тебе здесь больше понравится, — раздался в моем сознании голос Лекканут-На.)

Там со смехом резвились дети — они корчили смешные рожицы и в шутку дрались, но вскоре расселись по местам. Среди присутствовавших я заметил несколько юношей примерно моих лет и даже постарше, но большинство посетителей были детьми.

На прогнившую сцену вышел клоун-фокусник, показывавший нехитрые трюки, распространенные, как я подозревал, повсеместно: делал вид, что находит яйцо или живую рыбу в ухе одного из зрителей, птицы вылетали у него из рукавов, он глотал огонь и выдыхал его. Кроме того, он постоянно шутил. Зрители смеялись над его остротами. Даже я оценил некоторые из них.

Неожиданно я почувствовал, что он смотрит прямо на меня. Все повернулись в мою сторону.

— Мальчик мой, мальчик мой, — сказал он. — Эй, ты, там. Почему такой мрачный? Ты что, не умеешь улыбаться? Иди-ка сюда.

Десятки рук вытолкнули меня вперед. Дети улюлюкали и хлопали в ладоши. Клоун взял меня за руку и повел с собой на платформу.

— Что ж, — сказал он. — Придется мне наколдовать тебе немножко радости и счастья.

Я почувствовал, что он него пахнет вином. Как я понял, он изрядно выпил, но способности к колдовству у него не было никакой, не говоря уж об истинной черной магии. Самое интересное заключалось в том, что этот обманщик действительно считал себя могущественным чародеем. Я сразу же вспомнил совет Лекканут-На использовать свои возможности для развлечения, если подвернется случай.

— Улыбайся! — потребовал фокусник. Он сдавил мне лицо, скроив смешную мину. Дети встретили это громким смехом. Я отпрянул назад.

Он вытащил голубя у меня из рукава. Но птица была сделана из бумаги; внутри нее лежал леденец, который он вложил мне в ладонь. Я засунул его в карман до будущих времен.

Клоун посмотрел на меня с тем же выражением, что и продавец масок. Аудитория засмеялась.

— Дай-ка я попробую еще разок.

Подчеркнуто гротесковым движением он вытянул из своего уха ярко синий шарф, делая вид, что изнемогает от усилий.

Все последующее было уже делом моих рук: к синему шарфу оказался привязан красный, к нему — желтый, затем зеленый, и на каждом из них ожили лица смеющихся детей. Нарисованные лица действительно смеялись, как и дети в первом ряду, узнавшие свои портреты. Затем шел белый шарф с портретом мальчика в черном, кричавшим и строившим смешные рожицы.

Фокусник, уже изрядно встревоженный, продолжал вытаскивать шарфы. Я играл роль ассистента, поддерживая их длинные концы, чтобы зрители могли получше рассмотреть изображения. Я растянул концы шарфов по всей сцене, а затем, протиснувшись сквозь восторженную толпу, развесил их по шестам шатра. Смех усилился, а бедный фокусник, с округлившимися от страха глазами, все тянул и тянул шарфы из уха — они бились у его ног, как свежепойманные рыбки, переворачивались, смеялись и переговаривались между собой.

В конце на свет появились два самых больших шарфа. Я поднял над головой один из них: на нем красовалось мое собственное лицо, только сильно увеличенное. На последнем шарфе был портрет фокусника. Я торжественно вручил его ему. Он взял шарф негнущимися от страха руками.