Ирина Сыромятникова: 04_Сердце Хаоса

Граф попробовал заговорить и только теперь понял, что его бьет крупная дрожь.

Фернадос довольно хохотнул.

– Что, проняло? А представь, как долбануло тварей! Те, что помельче, наверняка издохли.

Икторн хотел сказать ему, что и сам едва не помер, но язык свело.

– Пошли, надо вытаскивать детишек, пока тихо.

Даже в полнакала Периметр высосал все магическое пламя вокруг, погасил факелы и свечи. Стены дворца не были преградой для заклинания такой силы, но граф отчетливо понимал, что варги, забравшиеся под землю, могли уцелеть. Поднялись по лестнице и, чтобы не тратить время на блуждания в подполе, рванули к холлу у парадных дверей поверху. Где-то на полпути у Фернадоса хватило силы засветить дрожащий розовый огонек. Граф вовремя вспомнил о спрятавшемся волколаке и пошуровал за портьерами канделябром, зверя не было.

Маг осторожно прокрался к дверями и выглянул, чтобы оценить обстановку. Граф маялся выбором: зажечь факелы и оглядеться или продолжать тыркаться вслепую в темноте.

– Гляди! – пихнул его в бок Фернадос.

Сначала граф подумал, что перед ним – Дваждырожденные. Трое одетых совершенно не по погоде людей, один – крепко сложенный мужчина, совершенно седой, несущий сверток, подозрительно напоминающий тело, другой – патлатый юноша со странной круглой штуковиной в руках, и с ними – девица в мужском платье с мечом под мышкой. Вокруг них крутился давешний светлый волколак, отчаянно виляющий хвостом.

Что-то было в них такое, что перечеркивало дурную реальность умирающего города и заставляло вспомнить простой, привычный и не подвластный кошмару мир.

Залп Периметра сбил пламя пожара в южном крыле, мерцание углей высвечивало зловещие проемы окон, но почти не рассеивало тьмы. Странной троице это не мешало: девица поднимала над головой волшебный фонарь, настроенный на широкий луч.

Уверенное голубое пламя озаряло разоренный парк, темную громаду дворца, валяющиеся тут и там останки тварей. Лишенные покрова тьмы, все недавние ужасы как-то сами собой таяли и исчезали. Эти люди шли со стороны Башни мага, с любопытством оглядываясь и никуда не торопясь.

Граф пригляделся к юноше.

– О, Боже…

– Эге, – заметил Фернадос. – Похоже, мы и твоему мальчику порядком припечатали.

Ну-ка, быстренько, хватай его и – к Клавсу. Детей я сам найду, мы вас догоним.

Седой заметил их первым, и что-то сказал своим спутникам. Девица принялась с интересом разглядывать графа, светя фонарем, волколак смущенно спрятался за ее спину. Дэвид стал вглядываться в указанном направлении, щурясь так, словно для него здесь было слишком темно. Мужчина, в котором граф признал одного из Стражей Фернадоса, Жака, положил на снег сверток, действительно оказавшийся человеком и забрал у юноши круглую штуковину. Сверток обнадеживающе стонал и шевелился.

Теперь граф окончательно поверил увиденному и, ускоряя шаги, устремился навстречу сыну. Мальчик выглядел так, словно вот-вот упадет.

– Вы что здесь делаете? И как здесь… – начал граф.

– Мы спасли мир! – безапелляционно заявила девица.

– Это так, – серьезно подтвердил Страж.

– А это что такое? – в упор поглядел граф на волколака.

– Не троньте его, – заступилась за зверя девица. – Он шаренский дворянин!

– Это правда, – снова подтвердил Страж.

Граф подхватил пошатнувшегося сына и пропыхтел:

– Ладно, разберемся. А теперь – за мной, за мной, за мной!!

Я думал, что мы пойдем в особняк Икторнов, но мы все шли и шли в свете факелов по узким улочкам, пока не оказались у дверей крохотной лавчонки, название которой я в темноте не разглядел. Внутри было ТЕПЛО и я мгновенно понял, что снаружи было ОЧЕНЬ ХОЛОДНО. Это словно разом включило притупленные Хаосом чувства. Вся усталость, накопившаяся за время похода, вся запоздалая плата за бездумно использованную Силу, вся эта "награда" за счастье остаться в живых обрушилась на меня разом, как снежная лавина. Я рухнул на пол, не в силах не то что двигаться, но даже и дышать. Разодранная яппом скула не болела, ВЫЛА. Если бы у меня осталось хоть немного сил, я бы катался по полу и рвал себя ногтями. И эти ощущения НЕ СЛАБЕЛИ, а сознание отказывалось меня покидать.

Я отчетливо помню, как меня несли наверх, клали на обжигающе-холодную кровать и раздевали. Меня била крупная дрожь, и каждое сокращение мышц добавляло зернышко в копилку боли. Я помню, как непослушными губами пытался выговорить мольбу о смерти, но из горла вырывался только слабый хрип. Мой рассудок трещал по швам.