Сергей Шведов: Соколиная охота

– Проклятый малолетка, – процедил сквозь зубы епископ Венелон, посеревший от напряжения.

– Ловок, ничего не скажешь, – в тон ему отозвался король Лотарь и поднял глаза на королеву.

Тинберга стояла у окна в полный рост, но смотрела не на арену, а на своих врагов. Лотарю показалось, что ведьма улыбается. Зато у ее высокородных противников поводов для радости было немного. На Торговой площади Реймса на глазах заинтересованных зрителей рассыпалась прахом тщательно закрученная интрига, которая должна была вознести Людовика Тевтона на вершину власти.

Меч юного Олегаста взлетел над головой пошатнувшегося графа Неверского, и через мгновение в этом мире все было кончено для благородного Руальда. Тишина над ристалищем повисла такая, что было слышно, как надсадно дышит епископ Венелон, обуреваемый бессильной яростью. Никто не верил, что такое возможно. Никто! Но невозможное все-таки случилось, повергнув многих людей, присутствующих на божьем суде, в изумление и тихий ужас.

– Бог сказал свое слово, – спокойно произнес король Лотарь. – Теперь дело за сеньорами.

Сейм, состоявшийся сразу же за божьим судом, не дал повода для радости ни королю Людовику Тевтону, ни монсеньору Николаю. Претензии мятежных сеньоров к королю Карлу Лысому, которые озвучил Венелон, прозвучали неубедительно, и герцог Людовик Нейстрийский, выступивший вслед за епископом, отмел их без труда. Речь старшего сына короля Карла звучала плавно, и он ни разу не запнулся, произнося ее, начисто опровергнув тем самым свое нелестное прозвище. Зато престарелый Адалард Парижский и еще молодой и полный сил Роберт Турский путались в словах, перескакивали с пятого на десятое, а уж их обвинения, предъявленные якобы оборотню герцогу Людовику, и вовсе вызвали смех в зале.

– На тебе ведь тоже, благородный Роберт, колет из бычьей кожи, – отозвался с места король Лотарь. – Но никому из присутствующих и в голову не придет назвать благородного сеньора быком.

Черту под выступлениями светских и церковных сеньоров подвел епископ Гинкмар, заявивший, что он не видит причин для пересмотра соглашений, подписанных в Вердене, и призвавший франков всех пяти королевств к миру и согласию.

У Людовика Тевтона хватило ума не оспаривать решение сейма. Он произнес на прощание несколько высокопарных фраз, поблагодарил сеньоров за выдержку и мудрость и покинул Реймс под ехидные улыбочки своих недоброжелателей.

Епископ Венелон попытался было напомнить высокому собранию о суде над королевой Тинбергой, но не встретил понимания даже у монсеньора Николая, не говоря уже обо всех прочих иерархах церкви. А граф Лиможский не упустил случая напомнить монсеньору из Санса, что королеву Тинбергу оправдало небо и вряд ли простой епископ вправе оспаривать решение Всевышнего.

После этого наглого заявления епископу Венелону не осталось ничего другого, как просить защиты у папского престола, ибо не приходилось сомневаться в том, что и король Карл, и коннетабль Раймон Рюэрг рано или поздно сведут счеты с мятежным иерархом. Монсеньор Николай обещал Венелону поддержку, но никаких твердых гарантий дать не мог в силу сомнительности собственного положения. Николаю в какой-то момент даже показалось, что поражение в Реймсе явилось для его репутации даже более сокрушительным, чем поражение при Фонтенуа.

Монсеньор, возможно, впал бы в отчаяние, если бы молодой король Лотарь не порадовал его доброй вестью:

– А ведь вы оказались правы, монсеньор. Ярл Воислав собирается покинуть Фрисландию, чему я несказанно рад, ибо есть, знаете ли, такие вассалы, которые сюзеренам в тягость.

После этих слов монсеньор почувствовал огромное облегчение. Даже поражение в Реймсе не казалось ему теперь таким уж катастрофическим. А главное – было с чем возвращаться в Рим. Угроза, нависшая над христианским миром, отведена разумными действиями Николая. Известный возмутитель спокойствия ярл Воислав Рерик был практически обезврежен умело проведенной интригой и теперь если и представлял опасность, то только для далекой Руси и Хазарского каганата, чьи судьбы мало волновали иерархов Римской церкви. Конечно, далеко не все в данном случае вершилось по воле хитроумного секретаря папской курии, но когда результат достигнут, мало кому придет в голову доискиваться, какие именно причины его породили.

Монсеньор Николай проводил до порога любезного короля Лотаря и обернулся к отцу Джованни: