Сергей Волков - Великое Лихо. Слуги Карающего Огня

Лишь один Бог Света и Пророческой Правды, многомудрый Белун, может иногда поведать о грядущей воле Судьбины. И вот в самый черный час, когда побили нас рати богов Владыки, и бежали мы, спасаясь, вдруг крикнул Белун: «За реками, за морями, за далекими горами, в земле чужой, дикой и диковенной, в сердце горы высокой, в зале каменном, стоит на груде костей людских сосуд. Не из глины он, не из камня, не из меди или дерева — сплетен тот сосуд из слез людских, крови человеческой, из болей и страданий, из бед и несчастий. В сосуде том хранится Могуч-Камень, и если разбить его, то околеет Владыка окоянный, а Небесная Гора в прах рассыпется, и все беды наши кончатся!

Но ни кому не дастся Могуч-Камень, никого не послушается, окромя только троих путников из земель северных, что Кар-Огонь усмирить смогли, гнева Владыкиного не убоявшись. Лишь они, и по воле своей, дойдут до горы заповедной, возьмут Могуч-Камень, и среди леса Черного, в Чернобоговом обиталище на утесе высоченном, отыщут молот златой, им только, да в том месте заповедном, смогут они разбить погибель Владыкову. И сгибнет тогда Владыка, и прахом Небесная гора рассыпется, и все другие неблагие творения его, и мир перемениться, и новые боги родятся…».

Хорс замолчал, оглядел угрюмые лица сидевших людей, потом спросил:

— Разве не про вас говорил Белун?

Шык потемнел лицом, но промолчал, как бы уступая право говорить Луне. Тот поерзал-поерзал, и наконец выдавил из себя:

— Нас же четверо… Белун-то только про троих сказал. Да и если взаправду — главным усмиряльщиком Огня-то Карающего этого Гроум был, он воду отравную принес, с него и спрос за то деяние.

Шык, внимательно глядевший на бога, кивнул — так и есть, мол. Хорс вздохнул, и простой человеческий вздох словно принизил бога, приблизил его к людям. Затем он сказал:

— Следов грема Гроума нет ни на земле, среди живых, ни на небе, среди мертвых. Куда увели его душу духи убитых зулов, мне не ведомо. Но думаю я, что из сидящих предо мною в число тех трех, о коих Белун баял, трое и входят. Вы мне другое скажите, люди — пойдете, отважитесь?

Хорс одним взмахом руки снял с Зугура заклятие молчания, и замер, весь во внимании — решалась судьба мира!

Люди молчали, и молчали долго. Наконец Шык, вздохнув не менее тяжко, чем Хорс до этого, кивнул:

— Пойду! Луня?

Молодой род тоже кивнул, но не стал ничего говорить. Следом за ним сказал Зугур:

— Иду.

И Фарн нагнул голову, давая понять, что и он согласен. По своей воле, как и говорил Белун…

Снова посидели молча, потом стали задавать вопросы, первым из которых был — куда идти? Где гора эта заповедная, сколько лун пути до нее?

Хорс ответил — Белун в пророческом сне видел ту гору, и не мало сил стоило Волчьему Пастуху потом по одному образу найти гору аж на другом краю земли!

Выходило, что путь предстоял не то, чтобы не близкий, а самый дальний из земных — на Ту Сторону Земного Лика, в дикие землм за море-окиян, по Мосту Народов, а потом все на юг, на юг…

Если прикидывать с запасом, учитывая все трудности далекого пути, выходило, что путники, выступив ближе к весне, и двигаясь в обход Ар-Зума, к концу лета должны быть у Моста Народов, а к середине следующей зимы достичь заветной горы — если по дороги не встретится никаких неодолимых препятствий. Тогда ближе к осени следующего года они вернутся, а там еще предстоит поход в Черный лес!

— Ох, лыхо-лышенко, и чего ж я не помер маленьким? — в тоске спросил сам у себя Луня, узнав, куда придется идти. Ему никто не ответил…

Хорс потаенными, скрытыми в самых недрах гор ходами вывел людей на северную окраину цогских владений. Здесь лежали снега, было холодно, выли ветра и волки по лесам вторили им, нагоняя тоску. Отсюда путникам предстоял путь на полуночь — перед дальней дорогой надо было навестить своих, запастись припасами, да и отдохнуть не мешало — полугодовое почти странствие сильно измотало людей, особенно Шыка с Луней, ведь они выехали из дому еще летом…

Шык к тому же надеялся набрать дружину охочих до дальних странствий воев-родов — путь через весь мир, половина которого охвачена войной, вряд ли будет спокойным, наверняка кое-где придется прорываться с боем. Вот только не пойдут скорее всего вои — не потому, что страшно, а потому, что землю родную надо защищать — война, ныне каждый меч на счету.

В заваленной снегом почти по пояс пригорной долинке Хорс остановил идущих за ним людей и сказал, указывая своей громадной булавой на север: