Одним из таких хозяев был Марцелл из Кинсалы. Держал он едва ли не самую большую школу гладиаторов. Неизменно посещал он суды и тюрьмы, торги и казни, присматривая себе новых бойцов.
Увидев Ашурран, Марцелл пленился ее видом и обликом и предложил за нее сто золотых монет. Решил он так: сделает ее пока своей наложницей, а когда надоест, можно будет и на арену выпустить. По всему видать, что девушка аррианской крови, значит, не придется ее учить меч держать.
Ашурран отвели в дом к Марцеллу, из предосторожности оставив в кандалах. Ночью пожаловал к ней сам Марцелл, уверенный, что со скованными руками и ногами она не опасна. Ашурран подпустила его поближе, улыбаясь притворно–стыдливо, а потом накинула цепь на шею и принялась душить. Только вбежавшие слуги спасли хозяина от жестокой смерти. Разъярившись, приказал он бить Ашурран плетьми, и трое рослых слуг потащили ее во двор, но она с легкостью их раскидала, сломав кому руку, кому ногу, кому ребро.
Разъярившись еще больше, Марцелл приказал отправить ее к гладиаторам и выставить на арену, желая тем самым ее устрашить. Бывало, что и самые стойкие бойцы перед лицом смерти на ристалище теряли мужество.
Перед первым своим боем Ашурран облачилась в черный доспех, взяла две кривых сабли, от щита же отказалась. Заплела она волосы в одну косу и привесила на конец ее острое лезвие. Было это исконным оружием аррианок, и владели они им мастерски: внезапно хлестнув врага по лицу, ослепляли его и наносили другие тяжелые раны. Вышла на ристалище Ашурран и во всех поединках победила. Словно черная молния, металась она по арене, нанося удар за ударом и снова отскакивая, за что народ тут же прозвал ее Сколопендрой.
Сам Марцелл, глядя на это, устрашился. Понял он, что нелегко будет ему добиться желаемого от такой грозной воительницы. Однако своих попыток не оставил. Решил он теперь попробовать добром. Пришел к решетке, за которой держали Ашурран отдельно от остальных бойцов, и стал уговаривать. Сулил он ей роскошное жилище, лучшие блюда и вина, а буде она сама захочет драться на арене, то первоклассное оружие, броню и противников по выбору.
Ашурран рассмеялась ему в лицо.
—Аррианки делят ложе только с теми, кто красив, или храбр, или то и другое вместе, а уж к тебе–то слова эти никак не относятся, жирная свинья. Убирайся подобру–поздорову, пока я тебе глаз не вышибла.
И с этими словами прянула вперед с быстротой, превышающей человеческое разумение, и хлестнула цепью по решетке, и еле хозяин уберег глаза, успев отпрыгнуть.
Стал ей грозить Марцелл ужасными карами, потрясая кулаками.
—Если убьешь меня, потеряешь свои деньги, — спокойно сказала она. — А если позовешь слуг, чтобы сковать меня по рукам и ногам, то парочке я успею переломить хребет, да и тебе самому не поздоровится. Или ты не слыхал, что аррианки обладают даром лишать мужчину мужской силы, так же как и пробуждать ее? Кто коснется меня против воли, станет евнухом. Таково мое слово.
Испугался хозяин и решил повременить со своей похотью. Надеялся он, что Ашурран со временем одумается и уступит его домогательствам. Пока же держал он ее отдельно от остальных, не допуская к ней мужчин, из ревности, да еще потому, что нельзя было бы в случае беременности выставлять ее на арену, и король мог из жалости к ее положению даровать ей свободу.
Шло время, а Ашурран не выказывала никаких признаков недовольства своей жизнью. Исправно дралась она на арене, и народ приветствовал ее радостно. Однако не завоевала она народной любви, потому что не стремилась превратить поединок в зрелище и, бывало, заканчивала его одним ударом. К тому же не могли ланкмарцы превозмочь извечной своей ненависти к Арриану и его обитателям.
Иногда Марцелл приходил к камере Ашурран и пытался ее увещевать, но она прогоняла его насмешками или грубыми словами, а временами и вовсе головы не поворачивала в его сторону. Черная злость кипела в груди Марцелла, и выставлял он Ашурран против самых сильных противников, иногда до десятка в день. Тяжело ей приходилось, и не раз обагряла она кровью песок арены, но сила духа никогда ей не изменяла.
Как–то раз представился ей случай отомстить Марцеллу за свое унижение. Было это так.
Лелея свою похоть, измыслил Марцелл новый способ овладеть Ашурран. Пришел он к своей жене Аврелии, хозяйке над кладовыми и кухнями, и велел ей приготовить дурманящее питье, какое использовали при лечении ран, чтобы избавить пациента от боли. Погружало оно человека в долгий и глубокий сон. Аврелия, конечно же, догадалась, что питье понадобилось не для раненого гладиатора. Не по чести было ей терпеть блудливость мужа, и часто ей удавалось смягчать его дурной нрав и удерживать от бесчестных поступков.
Читать дальше