Робин Бейли: Поющая кровь

— Ты прежде рассказывала мне истории, — наконец произнес он, — я не помню их в точности, я был очень мал тогда. Но ты рассказывала о кинжале, у него еще было имя. — Его взгляд, казалось, прожигал ее насквозь. — Ты называла его Жало Демона.

Она села ровно, сцепив пальцы так, чтобы он не видел, что ее руки дрожат.

— Ну и что с того? Это были просто побасенки.

Он придвинулся к ней:

— Но в них была правда?

Ей хотелось отвернуться, отвести взгляд, но она понимала, что не должна этого делать. Вместо этого она изобразила снисходительную улыбку:

— Конечно же нет.

Кел приподнялся со скамьи так, что ей пришлось смотреть на него снизу вверх. Казалось, что черный ворон, вышитый на шелковой тунике, расправил свои темные крылья на его груди, подобно хищной птице. «Ирония судьбы», — поразилась она, вдруг вспомнив, что та же птица была символом ее отца много лет назад в Эсгарии и что все воины в ее семье носили эту эмблему. И вот теперь внук тоже носит изображение ворона, хоть и на эмблеме, принадлежащей далекому королю.

— Ты лжешь, матушка, — упрекнул ее Кел. Зловещая улыбка искривила его лицо, губы вытянулись в тонкую щель. — Я думаю, кинжал существовал на самом деле. И мне кажется, ты до сих пор прячешь его.

Она встала и повернулась к нему спиной.

— Ты ошибаешься, — отвечала она, сохраняя спокойствие в голосе, — Жало Демона был всего лишь вымыслом, сказкой, рассказанной маленькому ребенку, чтобы тот перестал плакать. — Самидар снова посмотрела на него: — Ты часто плакал в детстве.

Он обошел вокруг стола и неожиданно схватил ее запястье, крепко сжав его, как в тисках. Она и не подозревала, что он так силен.

— Мне нужен этот кинжал, матушка, — он безжалостно выкручивал ей руку, заставляя ее морщиться от боли, — я знаю, он у тебя.

— Нет! — выдавила она сквозь стиснутые зубы.

Он надавил еще сильнее. Боль пронзила руку от локтя и вверх до плеча. Она взглянула на заднюю дверь и подумала о том, чтобы позвать Кириги. Но если она это сделает, братья обязательно подерутся, и тогда изначальный страх Кела, его упреки, чувство того, что его вытеснил младший сын, — все это станет правдой. После подобной ссоры им уже никогда не помириться.

— Я надеялся, ты будешь разумной, — шептал Кел ей на ухо, — теперь я — воин в этой семье. Мне нужен этот клинок и его сила. Или ты хочешь передать его Кириги?

Она подняла ногу и ударила пяткой по его пальцам ног. Удар не был таким сильным, чтобы сломать кость, но Кел не ожидал его и ослабил хватку так, что ей удалось высвободить руку. Самидар вывернулась и отступила назад, сделав несколько шагов.

— Твоя ревность совсем тебя изуродовала! — вскинулась она, стараясь говорить негромко из боязни привлечь внимание младшего сына. Только теперь она узнала этот свет в его глазах, и он заставил ее содрогнуться. — Убирайся! — потребовала она. — Лучше бы я умерла прежде, чем увидела, до чего ты дошел! Уйди, пока во мне еще живы более светлые воспоминания о тебе!

Он взялся за рукоятку меча, висевшего на бедре, но вынимать оружие не стал. Однако было ясно, это угроза. Он надвигался на нее.

— Я уйду, когда кинжал будет у меня! — прорычал он. — Ты скажешь мне, где он, или я прирежу твоего драгоценного недоумка и повешу его сердце на колючках терновника!

Кровь застыла в ее жилах. Пальцы сжались в кулаки, она резко выпрямилась.

— Кел, слушай, что я тебе скажу, и уж поверь мне. — Она вперила в него глаза, шагнув ему навстречу. — Клянусь Оркосом и всеми демонами девяти кругов ада, — она потрясла кулаком перед его носом, — если ты хоть когда-нибудь причинишь вред Кириги — я у бью тебя. Он ведь даже не знает, как пользоваться мечом. Кимон никогда не учил его. — Она схватила его за ткань туники и потянула к себе, приблизив лицо. — Даже если я буду мертва и ты попытаешься ему навредить, клянусь, я встану из могилы и покараю тебя.

Кел взревел. Он что есть силы ударил ее по щеке. Она пошатнулась и упала на пол. Обнаженное лезвие меча блеснуло при слабом свете.

— Вот ты и призналась своими мерзкими устами, что любишь его больше того, кого сама и родила! Ах ты, бесплодная сука! Не могла родить мне настоящего брата!

— Его бы ты тоже ненавидел! — крикнула она ему в ответ. — Кириги бы любил тебя не меньше, чем мы с отцом любили тебя. Но ревность искалечила твое сердце, свела тебя с ума!

Меч опустился, и его острие едва не касалось ее горла. Лицо сына изменилось до неузнаваемости.

— Ты чуть не довела меня до крайности, — прохрипел он, — но твое время еще не пришло, матушка. Пока не пришло.