Кирилл Шатилов: Алое пламя в зеленой листве (фрагмент)

Напрягая все силы, Гейвен отломил оперение. Теперь стрела должна была без хлопот выйти с противоположной стороны. Он заставил девушку согнуть ногу в колене. Зная, что сейчас последует, покрепче ухватил за острый четырехгранный наконечник и резко потянул вниз. Крик прервался: от боли девушка потеряла сознание. «Может, и к лучшему», — подумал Гейвен, отбрасывая никчемный обломок стрелы и озираясь в поисках того, чем бы остановить кровь и перевязать рану.

— Вот платок, — послышался сзади чей-то голос — Только я бы сначала приложил дубовых листьев. Они хорошо вытягивают всякую заразу.

Это был не кто иной, как Локлан, весь измазанный явно чужой кровью и чуть насмешливо улыбающийся. Протянутый им платок выглядел чистым и достаточно длинным.

Гейвен молча кивнул и стал тщательно перевязывать рану. С дубовыми листьями, конечно, лучше, Локлан прав, но для начала сгодится и так. Для начала, у которого могло и не быть продолжения. Затягивая концы платка, Гейвен заглянул в лицо девушки. Сейчас казалось, будто она просто спит. Пусть даже сын Ракли пожалел несчастную, главный здесь все-таки не он, а Траки. И Граки слепо блюдет закон, утвержденный отцом Локлана.

Шум битвы стихал. Вабоны добивали раненых врагов, которым удалось прорваться на территорию заставы не дальше первых хижин. Трупы убитых на рантах сбрасывали со стен копьями и крюками: считалось, что прикосновение к мертвому шеважа может навести порчу.

— Странно, никто из них не обратился в бегство, — пробормотал Фокдан, подходя к Локлану и вытирая рукавицей лезвие топора. Лук вместе с колчаном висели на его широком плече. — У нас все равно не осталось сил, чтобы их преследовать. Неужели они пришли для того, чтобы погибнуть?

— Об этом ты еще успеешь спросить. — Локлан указал на распростертую возле хижины огненно-рыжую девушку, рядом с которой стоял на коленях Гейвен и перевязывал ей ногу. — Если только она не умрет от заражения крови. Ваши люди, похоже, не умеют даже как следует наложить бинты.

Фокдан мгновение смотрел на девушку, потом отвернулся. При виде ее он вспомнил, что вот уже много дней не знал женщин. На заставе об этом не принято было говорить, и каждый переносил тоску по-своему.

— Как они могли подкрасться так незаметно? — Фокдан потер кулаком подбородок. — Их же было не меньше сотни.

— Думаю, тебе показалось, — ответил Локлан, продолжая рассматривать девушку. — Они дрались как сотня, но было их раза в два меньше. Дай им наше оружие — и нам бы пришлось худо. Эй, — крикнул он, заметив, что начали поднимать мост, — подождите, еще не всех убитых собрали!

И быстрым шагом направился к воротам.

Фокдан и Гейвен переглянулись.

— Всюду хочет поспеть и всюду быть главным, — заметил лазутчик.

— Поспеть — да, главным — не думаю. Не слышал, чтобы у Граки были с ним разногласия.

— Теперь будут. — Гейвен кивнул на раненую.

— Кто это? — Фокдан заставил себя смотреть в сторону. — Ты ее подбил?

— Их было четыре или пять, — словно оправдываясь, ответил Гейвен. — Эта легко отделалась. Стрелы у меня все каленые, думаю, заражения не будет. Локлан велел ее перевязать.

Фокдан чувствовал, что лазутчик хитрит, но не стал выводить его на чистую воду. В сущности, какая разница, почему эта девушка жива? Пока жива. Едва ли Граки или кто-нибудь на заставе посмеет ослушаться Ракли. Разве что Локлан. Так вот что имеет в виду Гейвен, говоря о разногласиях!

Тут внимание его привлекла одинокая фигура, уныло бредущая между хижинами. Фокдан узнал Вила, ночного гостя, пришедшего из Мертвого болота и ставшего невольным предвестником чудом сорвавшегося штурма. Последний раз Фокдан видел его жадно поедающим ужин в хижине Граки. Сейчас чужеземец показался ему еще более жалким и брошенным. Глядя на тряпье, заменяющее ему одежду, трудно было представить себе, что совсем недавно, скитаясь по лесу, он нес сокровища, о которых Фокдан с детства слышал от отца, но которые считал, как и большинство вабонов, давным-давно и безвозвратно утерянными. Если бы не его худоба и чересчур бледная кожа, Вила легко можно было принять за соплеменника. Даже его причудливая речь, поначалу непонятная, была речью вабона, много зим прожившего вдали от родных мест. Во всяком случае, так сказал после ночного собрания Шиган. А мнению отца Фокдан не мог не доверять.

Переживший тридцать зим, Фокдан был младшим в роду. Остальные братья погибли в разное время и на разных заставах. Старшему из них, Кинвелу, когда родился Фокдан, было почти столько же зим, сколько ему сейчас. Именно его сменил Гейвен на посту командира лазутчиков после того, как тот пропал без вести прошлой весной.