Владимир Васильев - Лик Черной Пальмиры

— За моей соплячней присмотр не нужен, — равнодушно отозвался Лайк. — Она у меня сплошь дрессированная. Да и не беру я сопляков на подобные... прогулки. Разве, вот его, — Лайк лениво двинул головой, указывая на Ефима. — Но этот — из лучших.

Гесер усмехнулся — скептически, криво. Но возражать не стал. Снова открыл портал и величаво удалился — понятно, в сопровождении наблюдателя. Арик попытался прощупать общую картину перераспределения энергии, но быстро запутался и сдался. Пресветлый Гесер, шеф Ночного Дозора Москвы, заклятый враг, наверняка был сильнее Лайка, если такое вообще было возможно.

— Ефим! — позвал Лайк. — Ты слышал, что сказал Пресветлый Гесер? Хорош дуть пиво, звони Шагрону. Едем на вокзал.

— На Ленинградский? — зачем-то уточнил Ефим.

— Нет, блин, на Савеловский!

— В Питер поезда ходят не только с Ленинградского, — сообщил всезнайка-Ефим. — Например, с Курского еще...

— Звони! — беззлобно рявкнул Лайк. На Ефима он мог орать сколько угодно, но знания этого щуплого паренька ценил очень высоко.

На этот раз было не занято. Шагрон с Дениской примчались спустя двадцать минут.

Добродушие Лайка в этот день перехлестнуло через все вообразимые пределы. Он даже не стал вышвыривать законных пассажиров из вагона СВ. Он просто вынудил железнодорожников прицепить к составу дополнительный вагон. Да не в хвост или голову — в середину, рядом с рестораном. Ничего, прицепили. И билеты продавать на него нестали, а уж проследить, чтоб проводники не брали левоту нашлось кому и без Лайка. За четверть часа до отправления, стуча каблучками и сверкая из-под модерновой прически зеркальными очками явилась Лариса Наримановна в сопровождении седовласого джентльмена явно европейской наружности. Джентльмен был втиснут между Ларисой Наримановной и необъятным букетом роз.

Лайк с Симоновым как раз ностальгически курили на перроне перед отправлением, хотя совершенно свободно могли покурить и в купе. Но вот захотелось... Есть что-то в этом — постоять у вагона, поглазеть на снующих туда-сюда пассажиров и носильщиков, проникнуться, пропитаться атмосферой близкой дороги. Даже Швед, никогда в жизни не куривший, бросил на столике свой неразлучный ноутбук и выполз наружу. Ефим умотал за пивом; Ираклий, Арик и Димка Рублев остались в вагоне.

Приблизившись, Лариса Наримановна оставила локоть джентльмена, чему тот, похоже, сильно обрадовался, поскольку тут же перехватил букет обеими руками.

— Билет показывать? — насмешливо осведомилась ведьма.

— Здравствуйте, Лариса Наримановна! — заискивающе расшаркался Симонов.

— Привет, Лариска, — буркнул Лайк. — Я думал, ты улетела.

— А куда мне спешить? Тут, понимаешь, московская ночь зовет, назавтра вагон пустует, а я из аэропорта в аэропорт попрусь? Привет, Симонов.

Повернувшись к спутнику, ведьма что-то быстро затараторила по-итальянски. Тот обреченно кивал.

— Седьмое купе мое, — предупредила она, вновь перейдя на русский. — Если кто успел занять — пусть выметается.

— Свободно твое купе, — поморщился Лайк. — Вселяйся. И носильщику подскажем, не беспокойся.

Лариса Наримановна в сопровождении джентльмена скрылась в вагоне; на полу тамбура прикорнули несколько алых лепестков.

Спустя пару минут трусцой прирысил упомянутый носильщик. На его тележке одиноко и несколько сиротливо красовался небольшой кожаный чемоданчик.

— В седьмое купе, — небрежно двинул ладонью Лайк, а Симонов немедленно полез в карман за средней тяжести купюрой, каковую барским жестом протянул носильщику когда тот спустя минуту выскочил из вагона. Носильщик невнятно поблагодарил, вцепился в тележку и неизменной трусцой ускакал назад, к вокзалу.

Вскоре и Ефим явился. Ему пакеты с пивом и прочей дорожной снедью несли четверо субъектов весьма уголовного вида. Невзирая на достаточно субтильное телосложение Ефима смотрелась эта компания отнюдь не комично. Иные не знают людского страха и знают себе подлинную цену.

А там и проводница попросила в вагон — отправляемся, мол.

Отправились. Первое время непонятно было — или это поезд скользит вдоль перрона, или перрон вдоль поезда. Но вскоре легкое покачивание вагона убедило: перрон остается. Перроны вообще незыблемы, как Москва. Или как Киев. И только поезда, вечные странники, прибывают к ним и убывают от них, не зная покоя и отдыха, от ремонта до ремонта, а когда-нибудь — до свалки или металлорезки.