Елена Хаецкая: Чудовище южных окраин

Они обсуждали, может ли тот, кто не выдержал какое-то там дурацкое испытание, считаться героем и совершать подвиги.

— Я тебя и спрашивать не буду, — говорил Исангард.

— Тебе же хуже, пойми, — гудел Гримнир басом. — Вот сейчас этот змей тебя убьет. Так?

— Так, — равнодушно соглашался Исангард.

— И куда ты попадешь?

Исангард неожиданно заинтересовался.

— И куда я, по-твоему, попаду?

— В хель! — с мрачным торжеством объявил Гримнир.

— Да-а?

Я услышал в голосе моего друга насмешку и порадовался. Надо же, какой несгибаемый. Его каким-то хелем пугают, а ему хоть бы что. Знай наших.

— Хель, мой юный неопытный друг, это мрачное-мрачное подземное царство, где нет ни надежды, ни новой жизни. Одно сплошное зловоние, отчаяние и гниль. Понял?

У нас это называется зиндан, подумал я в полубреду. Надо же, как профессионально запугивает.

— Если бы ты был посвящен в таинства, ты бы знал, — продолжал Гримнир, — что храбрым воинам — ВОИНАМ — уготована вальгалла. Это совершенно иное дело. Там все время пьют, едят, убивают друг друга и развлекаются с женщинами.

— Едят — это хорошо, — задумчиво сказал Исангард. — Кстати, Гримнир, а хлеба у тебя тут нет?

Гримнир с досадой хлопнул себя ладонью по колену.

— Ты пойми, — шумно вздохнул он, — ты мне нравишься. И мне обидно, что тебя ждет такой конец. Обидно! Почему ты, например, не признаешь великого Одина?

— Как это — не признаю? — удивился Исангард. — Один — вполне приличный бог, я же ничего не имею против. Я любого бога уважаю, поверь.

— Ты что же, — с подозрением спросил Гримнир, — и восточным божествам поклонялся?

— Особо не поклонялся, но когда встречал — кланялся. Шея не отвалится.

Гримнир гнул свое:

— Ты северянин, ты должен в своих богов верить, а чужих игнорировать.

— Извини, но ты слабо себе это представляешь. Боги не спрашивают, веришь ты в них или нет. Они живут в своих владениях и требуют почтительности. Вот попаду во владения Одина — буду почитать Одина.

— Считай, что ты в них уже попал.

— Ну и что теперь?

— А то, что ты самозванец, и никакой ты не воин, и змея тебе не убить, как бы ты ни старался. А после смерти тебя ждет хель.

— Очень страшно, Гримнир.

— Безумец! — взревел Гримнир, но Исангарда так просто не пронять.

— Не ори, — сказал он злобно. — Разбудишь мне Коду. Он, по-моему, заболел. Пускай спит, не хочу брать его с собой.

— Я не сплю, — хрипло произнес я из-за печки.

— Ну вот, — сказал Исангард, и по его голосу я понял, что он расстроился.

А дальше началось безобразие. Исангард хотел, чтобы я остался дома с Гримниром и Имлах и никуда не ходил, а лежал бы на соломе и всячески берег себя. Но я устроил ему форменный скандал. Я протестовал, кричал о дискриминации, моргал глазами и мотал ушами, визжал, разбрызгивая слезы, и колотил его кулаками по груди. В конце концов, это возымело действие. Он взял меня за руки, сильно стиснул их и велел заткнуться. Когда у него делается такое лицо, то поверьте мне, лучше послушаться. Я сразу замолчал, и только слезы продолжали бежать из моих глаз. Исангард выдержал паузу, потом отпустил мои руки и повернулся ко мне спиной. Я благодарно шмыгнул и поклялся про себя, что буду молчать всю дорогу и вообще стану очень сдержанным.

Гримнир перестал дуться и подошел к нам.

— Исангард, — сказал он, — послушай.

Исангард поднял голову и взглянул на него. Гримнир был выше его едва ли не на два фута и намного шире в плечах, так что рядом с ним мой друг казался совсем щуплым. Я видел, что Гримнира это смущает. Может быть, потому, что сам он, такой облом, будет отсиживаться в избушке.

— Эта гадина слепая, — сказал Гримнир, и мы поняли, что он говорит о змее. — Ни в коем случае нельзя прикасаться к нему руками. Он прозреет, как только человек дотронется до него. А если он прозреет, это, считай, верная гибель. И еще учти — он ядовитый, просто сочится ядом.

Я видел, как темные глаза Исангарда потеплели — он был благодарен Гримниру. А великан хмурился, как будто сам на себя сердился.

— Я отдаю Южные Окраины в твои руки, — продолжал Гримнир. — Ты говоришь, что родился здесь. Значит, ты не будешь жесток к этой земле. Здесь будет так, как решишь ты. Запомни это. Будет так, как ты захочешь. Иди.

И мы отправились убивать Чудовище.

Я видел все сквозь жар, голова у меня гудела, земля вокруг качалась, и плавающие деревья никак не могли принять четкие очертания. Я пришел к выводу, что смерть близка, и стал равнодушен к своей судьбе.