Гарри Тёртлдав: Легион Видесса

Когда его губы коснулись ее, она прошептала:

— Я так хочу, чтобы ты во мне не разочаровался.

Спустя некоторое время он заглянул ей в глаза: в темноте они были неразличимы, как и надпись на стене.

— Я — разочаровался? — шепнул он, все еще ослепленный наслаждением. — Ты, должно быть, сошла с ума.

К его удивлению, она гневно вывернулась из его рук:

— Ты очень добр, милый Марк. Но не нужно притворяться передо мной. Я знаю свою неуклюжесть.

— Клянусь богами!.. — От удивления Марк заговорил по-латыни, а затем, опомнившись, перешел на видессианский. — Если это — неуклюжесть, то сомневаюсь, что я останусь жив после того, как ты наберешься опыта.

Он положил ее руку себе на грудь. Сердце бешено стучало. Алипия смотрела в темноту. Ее голос звучал ровно, без интонаций:

— Он сказал, что я безнадежна. Я никогда не смогу научиться таким вещам. Но он все равно будет обучать меня. Из милости.

Она не смогла назвать “его” имени, но Скавр хорошо знал, кого она имеет в виду. Его пальцы сжались в кулаки. Алипия не заметила этого; сейчас для нее не существовало никого.

— Поначалу я сопротивлялась ему. О, как я сопротивлялась! Однажды он дал мне понять, что наслаждается моим сопротивлением. После этого он начал дрессировать меня, как собаку или лошадь. Он бывал снисходителен, когда у меня что-то получалось. Но если я допускала ошибку…

Голос ее прервался; она содрогнулась.

— Все позади, — проговорил трибун и почувствовал пустоту этих слов. Он грязно выругался на всех известных ему языках, но и это не помогло.

Спустя минуту Алипия заговорила снова:

— Когда он заканчивал, он кривил рот. Как будто съел протухшую рыбу. Он до самого конца презирал меня — свою наложницу. Однажды я набралась смелости и спросила, зачем он возвращается ко мне, если я его не удовлетворяю.

Марк беспомощно ждал, пока она молчала, вспоминая тот день.

— Единственный раз тогда я видела на его лице улыбку. Он сказал: “Потому что ты в полной моей власти”.

Теперь и проклятия бы не помогли. Марк крепко обнял Алипию и прижал к себе.

— Послушай, — сказал он, — послушай, Алипия… Вардан, чтоб его взял Скотос, смаковал твои страдания.

— Самое точное слово, — сказала она, прильнув к нему. — Он был гурманом. Он умел наслаждаться многими вещами. Пытка — не последняя из его радостей.

— Тогда почему ты веришь всему, что он говорил о тебе? Это была ложь. Он хотел добавить тебе страданий.

Марк нежно провел пальцами по ее шелковистой коже, ласково поцеловал в губы.

— Ведь это была ложь, не более. Просто ложь.

— Я что… доставила тебе удовольствие? — прошептала она, все еще сомневаясь. — Правда?

— Снег холодный. Вода мокрая. Ты доставила мне удовольствие.

Она судорожно засмеялась, а потом уткнулась ему в плечо и долго, долго плакала. Марк просто держал ее в объятиях, позволяя ей выплакать горе. Наконец она затихла. Марк взял ее лицо в ладони. Ему хотелось поцеловать ее, больше в знак понимания, чем от страсти. Но она ответила ему поцелуем таким горячим, что он показался знаком полного отчаяния. В голове Марка мелькнула пословица, которую он слышал, кажется, от намдалени: “Соленые слезы делают сладкими губы”. Мысль мелькнула и исчезла. Алипия прижалась к нему снова, уже настойчиво и страстно. Их дыхание стало тяжелым, нежность была забыта. Марк целовал Алипию снова и снова, ее ногти впивались ему в спину. На миг она оторвалась от него и всхлипнула:

— Какое же это наслаждение — желать любимого!

Некоторое время они лежали неподвижно. Наконец Алипия сказала:

— Ты меня задавишь.

— Прости.

Марк приподнялся. Хлюпнула мокрая от пота кожа. Оба рассмеялись.

— Кто бы мог подумать, что можно вспотеть в этом леднике?

— Да, кто бы мог подумать… — Алипия оборвала фразу и положила руку Марку на плечо.

— Что, любимая?

— Ничего.

Это была настолько очевидная неправда, что она повисла между ними почти осязаемо.

Алипия поправилась:

— Ничего — в том смысле, что я не знаю, как выразить это словами.

Марк в недоумении взъерошил волосы. Алипия скорчила ему гримаску.

— Не смеши меня. — Но он увидел, что она стала серьезной. — Все, что я знала о мужчинах и женщинах, было жестоким. Но ты, Марк, ты… заслуживаешь лучшего. Когда ты и… — Она остановилась, махнула рукой: — В любовных историях говорится, что никогда нельзя сравнивать.

Любовные истории, подумал Марк, знают, что к чему. Он вдруг сообразил, что почти не думал о Хелвис с той минуты, как сбежал из Амфитеатра. Но больше этой темы избегать нельзя.