Роман Дремичев: Он приходит с дождем... [СИ]

И вдруг странный звук раздался изнутри дома, насторожил воина. Ларик ведь только что проверил его — там никого нет. Но все же…

Медленно поднялся он, осторожно вытащив один из своих мечей, и обошел здание кругом, подставив свое разгоряченное лицо холодным каплям дождя, и не обнаружив ничего, вошел внутрь. Тьма окружила его. Да, без огня здесь ничего не видно. Но выйдя почти на ощупь в просторы центральной комнаты, где пол рухнул вниз, Ларик различил рябь дождевых капель по мутной воде. Он поднял глаза вверх — сквозь рваные полотна скатов крыши падал дождь и там высоко в небесах метались огненные молнии, разражаясь оглушительным громом. И ничего больше.

Странный звук не повторялся. Воин уже даже не помнил, что же заставило его так напрячься. Он осмотрелся, вглядываясь в темные углы на той стороне провала и, не обнаружив угрозы, уже было развернулся, чтобы идти обратно, как вдруг стоячая многие годы вода забурлила, пошла белыми пузырями и, поднапрягшись, словно отрыгнула слизкое нечто. В воздух взвился комок воды. Этот сгусток, разбрызгивая вокруг капли, с ревом, достойным глотки разъяренного тигра, всей тяжестью обрушился на человека. Ларика словно ударили тяжелой доской по голове, он не устоял на ногах и рухнул на пол как подкошенный, нахватав в ладони гнилых занозин. Верный клинок, тихо звякнув, выскочил у него из руки и исчез во тьме, блеснув на прощанье в свете молний. Вода попала в глаза, нос, уши, Ларик почти захлебнулся, но вот воздух вновь ворвался в легкие и ему полегчало.

А за спиной раздался дикий рык, и боль новой волной беспощадно обрушилась на тело воина. Его голову словно окунули в расплавленный свинец, тысячи острых нитей, прочных и тугих, пронзили сознание, весь мир отступил на второй план, исчезло все, даже безучастно льющий с небес дождь. Время словно остановилось. Остался лишь кроткий слабый лучик света перед глазами, который через миг померк. Воин умер.

А над ним злобно хохоча стоял водяной человек, крепко стискивая голову несчастного своими сильными руками. И кровь вновь питала это странное существо и разум, потерянный в бессилии, выплывал из пучины боли, тень безумия отступила, но не ушла, словно спряталась за углом, ожидая своего часа.

В вышине ужасно гремел гром, все набирая силу, вторя смеху графа Данлира. Ибо он вновь вернулся…

Отбросив обескровленное тело своего врага, граф, тяжело дыша и улыбаясь, вскинул голову к небесам, раскинув налившиеся багрянцем руки в стороны, и безумно завыл. Он вновь чувствовал себя живым. Он мыслил и верил. Струи дождя ласкали его, а разум, наконец, нежился в покое. Но вот где-то далеко вновь прозвучал призыв — нужна еще кровь, чтобы жить. И чтобы больше он не превращался в безумное лишенное разума ничтожество, ему нужно охотиться, пить кровь и жить. Другого он не хотел, да и не знал. Это было всей его жизнью.

Граф пригляделся к своей жертве и заинтересованно склонился над трупом. Пусть слегка и искаженные черты лица мужчины были ему знакомы. И сознание, еще не совсем вернувшееся после океана боли, с трудом выудило из потайных уголков памяти картины смертельного боя в зале замка и два сверкающих клинка в умелых руках.

— Вот оно как! Ну здравствуй воин, — улыбаясь Данлир вгляделся в стеклянные глаза человека. — Судьба сама привела меня сюда, сделав свой выбор. Ха. А где же твои соратники. Ну не переживай, тебе не долго их ждать…

И мутная тень растворилась в ночи, изредка озаряемой светом молний.

Охотник вышел на охоту.

Старк добрался до края деревни, когда с неба начал уже крапать дождь. Здесь дорога, по которой недавно они приехали, выбегала из селения, делала полукруг по заросшему лопухами оврагу и, взобравшись на холм, убегала через лес к Харше. Там они были два дня назад. Кровавый след вел их все дальше вперед. И вот они здесь.

На самом краю деревни стоял старый покосившийся колодец. Крыша, венчавшая его, съехала на бок, столбы покосились, цепь проржавела, а стенки вросли в мягкую землю и постепенно покрывались зеленым мхом. Воду здесь давно уже никто не набирал, другие более удобные колодцы числом два были выкопаны в самой Йорше поближе к обжитым домам. А здесь на окраине все запустело, и не было ни души, лишь призраки ушедших времен тревожили сон растрескавшихся строений.

У самой дороги на выходе высились два столба, потрескавшиеся и почти вывернутые временем из земли. Здесь когда-то видимо висела приветственная надпись. Доски плаката прогнили, упали и теперь валялись в сырой траве.