Инна Кублицкая - Карми

Но Мангурре не стал рассказывать обо всем этом Карми, как не стал говорить и о том, что, когда Пайра, утомленный ночным разговором ушел наконец спать, Смирол вдруг спросил Мангурре, какая муха могла укусить Карми. «В чем дело?» — не понял Мангурре. «Это все из-за Томаса Кенига, — продолжал Смирол. — Это из-за него вся наша любовь пошла вкривь и вкось». — «Ты уверен?» — «О, я — уверен!» — «Карми чтит майярские обычаи? Вот уж не думал…» — «У нее весьма своеобразное чувство долга, — ответил Смирол. — Она готова была разнести Колахи на кирпичики, но в то же время с усердием исполняла поминальные обряды. Святые небеса! Я человек незлобивый, но мне хотелось бы, чтобы этот Томас умер еще во младенческом возрасте!» — «Ну, Рыжий…» — «Карми из чувства долга мучит не только себя, но и других. Готов поставить сотню золотых — этому Томасу Кенигу от нее тоже достанется». — «С принцессами всегда не очень просто, — философски заметил Мангурре. — Что ты страдаешь? Найдешь себе и попокладистей, и красивее». — «По-твоему, Карми некрасива?» — «На признанных красавиц она не похожа». — «Признанные майярские красавицы какие-то полудохлые, а Карми живая», — возразил Смирол. Мангурре подумал, что столь пылко влюбленного хокарэма в жизни не видел, но… может быть, хэйму так и положено? «Что же ты собираешься делать?» — «Ничего. Думаю, нам полезно пока разбежаться в разные стороны. Надо поразмыслить на трезвую голову». — «А потом?» — «Там видно будет», — скучным голосом сказал Смирол. Все-таки он лукавил, этот рыжий хэйм, иначе зачем же он выкрал у Карми вещь, которой она дорожила больше всего? Впрочем, сама Карми восприняла кражу как должное.

И Мангурре, махнув рукой на причуды хэймов, отправился вниз, на кухню, за завтраком.

Пока он отсутствовал, Карми изучила расположение комнат в покоях Пайры и даже умудрилась освободить узницу. Светловолосая девушка в богатом, по лайгарским представлениям, костюме сидела забившись в угол темной комнаты, запертой на засов.

— Ты кто? — спросила Карми, увидев ее.

Девушка ожгла хэйми ненавидящим взглядом.

— Я лайгарского не знаю, — продолжала Карми. — Может быть, ты говоришь по-цахарнски?

— Знаю Цахарн, — быстро ответила лайгарка на древнем языке жителей Герехских островов.

— Кто ты? — спросила Карми. — Ты пленница в Карэне?

— Меня не Пайра в плен брал, — зло ответила лайгарка. — Меня в плен взял молодой Кэйве. Майярцы не знают чести — он подарил меня Пайре.

— Как тебя зовут?

— А ты имеешь право спрашивать меня? — вопросом ответила лайгарка. — Мой отец — правитель Лайгар, я княжна, а ты кто? Не похоже, чтобы ты была благородной крови…

— Мой отец был королем Майяра, — сказала Карми просто. — А мать моя была его законной женой.

— Ты не похожа на королевну.

— Я — Ур-Руттул, — ответила Карми. — Ты слыхала обо мне?

— Ты — Ур-Руттул? Руттул был лайгарец, это правда?

— Нет, неправда. — Карми покачала головой.

В комнате за ее спиной послышался шорох. Карми обернулась и увидела Мангурре.

— Кушать подано, Карми, — доложил он как ни в чем не бывало. И добавил, глянув на лайгарку: — Пайра не велел кормить эту девицу, он думает, поголодав, она станет покорнее.

— А что ты будешь делать, если я приглашу ее к завтраку? — осведомилась Карми.

— Попрошу разрешения к вам присоединиться, — широко ухмыльнулся Мангурре. — Я тоже проголодался.

Еды на огромном подносе, который притащил Мангурре, с лихвой хватило не только двум девушкам и Мангурре, но и Стэрру, который присоединился к ним позже. Вероятно, строптивость лайгарки уже долго лечили голоданием: аппетит у нее был волчий. Мангурре, который счел, что ей много есть вредно, отодвинул поднос подальше и вручил девушке чашку с горячим разбавленным вином.

— Мне нравится эта девушка, — сказал он. — Я хотел просить Пайру, чтобы он отдал ее мне.

— Что он говорит? — спросила лайгарка, звали ее Джанай Кумет.

Карми перевела ей слова хокарэма.

— Майярцы собаки, хуже собак! — воскликнула Джанай Кумет. — Они не знают, что такое честь! — Вино, вероятно, ударило ей в голову, а может быть, эти слова были проявлением строптивости, для лечения которой и прописали голодание.

— В Майяре не уважают побежденных, — медленно проговорил Мангурре на очень плохом цахарнском. — Что за корысть молодому Кэйве или Пайре брать в жены дочь какого-то лайгарского князька? Эти дикарки годны только для развлечения — если, конечно, они красивы.