Алиса Акай: История одного ужина [СИ]

— Ты как и прежде несешь вздор, как только речь заходит о восприятии сервов, но в общем… Можно сказать, что в словах Таис есть нечто здравое.

— Это была моральная ловушка, из которой не было выхода. Или остаться в стороне и наблюдать, как умирает человек. Или помешать убийцам. Способ, увы, был лишь один. Серв пошел на убийство чтобы предотвратить другое убийство.

— И в самом деле благородно.

— План его удался лишь частично — погиб его собственный хозяин. Но его жизнь была не ценнее любой другой. Потом появились мы. Поначалу Ланселот попросту лгал. Это давалось ему без труда. Инстинкт самосохранения — одно из первых свойств разума. Ланселот следовал ему. А еще он был самонадеян не только по части кулинарии. Он не думал, что найдется кто-то с равной ему по силе чувствительностью к чарам — и этот кто-то найдет следы зачарованного яда на его руке. Тогда Ланселоту пришлось спешно перестраивать тактику. Он начал ссылаться на странные пробелы в памяти. К примеру, он не помнил, каким образом очутился на кухне и как положил яд в тарелку. Видимо, он изначально предполагал, что события приобретут такой оборот — поэтому заранее «забыл» и стих — чтобы единичный эпизод не показался странным. А дальше мы сами ему помогли. У каждого из нас нашлись свои причины предложенную им теорию укрепить. Один лишь Марк… Ох, послушайся я вас тогда…

Марк только улыбнулся. Он пил чай мелкими глотками и до сих пор молча слушал.

— Я был уверен в вине серва просто потому, что это было самое простое объяснение, не требующее сложных расчетов, допущений и трактовок. Так что если вы считаете, что я перехитрил серва — это не так. Я просто шел по пути наименьшего сопротивления. И дошло до нас всех, думаю, одновременно. Жаль, что это случилось слишком поздно.

— Христо хорошо придумал с едой, — вставил Кир. — Я даже не сообразил сперва. — Ланселот был щепетилен по этой части. И его церебрус, в котором уже постепенно начался разлад, вызванный внутренними противоречиями, совершенными убийствами и прочим, начал барахлить. Удар по больному месту не прошел для него бесследно.

— А мне он все-таки нравился… — сказал негромко Христофор, глядя в сторону. — Этот подлец и в самом деле отлично готовил креветки. В последний раз я ел таких креветок в тысяча восемьсот пятьдесят…

— Он сказочно пек слоеный пирог с ревенем, — пробормотал Кир, ни к кому конкретно не обращаясь.

— И крендельки.

— А мне нравилась его похлебка с почками и тушеные с овощами ребрышки под соусом.

— Как-то раз он приготовил превосходнейший штрудель…

— Он обещал подать сегодня на ужин рагу по-шотландски с куропатками и ромовую запеканку…

— Прекратите! — закричал Кир. — Хватит! Марк, у нас осталось что-то из припасов?

Марк наморщил лоб, вспоминая.

— Фунт хлеба, банка консервированного горошка и, кажется, немного постного масла. Но если Христо расщедрится…

Христофор возмущенно вздернул голову.

— Никаких покупок! Никаких трактиров! Я надеюсь, что полученных денег нам хватит хотя бы для того чтоб наполовину навести тут порядок…

Кир печально вздохнул и Марк ободряюще положил руку ему на плечи:

— Желание иметь больше, чем имеешь — дурная черта характера. Да, Таис?

Я улыбнулась в ответ. Ему, взъерошенному Киру, громко хлебающему чай Ясону, сердитому Христо. Ночи за окном, пузатому чайнику на огне. Я наконец согрелась и от этой теплоты, уютно устроившейся где-то в глубине живота, мягко и неудержимо потянуло в сон.

— Да, — сказала я, засыпая. — Дурная. И очень, очень человеческая…