Михаил Исхизов: Эти заманчивые сокровища дракона

- Кашлентий, пошел! - отдал команду Хитрый Гвоздь.

Писарчук легко забрался в телегу, подхватил вожжи:

- Пошла, милая! Хрясь их через плечо! Где наше не пропадало?!

Коняга пошла. Повезла Писарчука к месту, где ему предстояло, наконец, совершить Подвиг, о котором многие годы мечтала душа Кашлентия.

Между тем в отряде Гвоздя почувствовалось некоторое замешательство.

- Ничего не понимаю! - Деляга посмотрел на Гвоздя.

Но и тот выглядел несколько растеряно. Недоумение можно было прочесть на лицах и у остальных членов отряда, наблюдавших, как из-за скал выходят монахи, ничего не понимал.

Монахи шли налегке. Без груза. Их заплечные мешки были тощими. Даже отсюда можно было понять, что в мешках этих кроме небольшого запаса еды ничего нет. Фамогуст вместо тюков с сокровищами вез гнома-монаха в сером балахоне. Того самого Буркста-Праведника.

Калант победил дракона. Вот он вышагивает, принцессу поддерживает под ручку. Принцесса оказалась рыжей. Даже отсюда видно, что рыжая. Но где же сокровища!?

- Спрятали где-то, - предположил Младший.

- Не имеют права прятать, - обличил монахов Крагозей. - Должны предоставить свою находку полностью, и отчитаться. Чтобы ни один золотой кубок, ни одна медная монета не пропали. Знаем мы эти монашеские штучки. Сокровища принадлежат народу.

- Дракону они принадлежали, а теперь, наверно, рыцарю, или монахам, - поправил его Деляга.

Умняга Тугодум тут же доказал, что Пелей не прав.

- Все сокровища созданы трудом рабочих рук, - объяснил он, подняв и показав всем свои руки, с растопыренными пальцами, как будто у Умняги Тугодума были рабочие руки. - Поэтому они и должны принадлежать тем, кто трудится. А не монахам и не рыцарям, которые являются паразитами на здоровом теле трудящихся. Наша задача - экспроприировать сокровища ...

- И направить их на борьбу за равноправие народа, - подхватил Камнелом.

- Слышали, как молодежь поддерживает нас, - возвестил Крагозей. - А будущее за молодежью, значит - за нами.

- Может сам дракон спрятал, так что монахи не смогли найти, - предположил Нообст, не обращавший внимания на гномов.

- Там и прятать негде, чистое поле, - сообщил Бандурей.

- Не скажи, там камней полно, - вспомнил рассказы охотника Кандибоб. - Яму вырыл, сверху камней навалил, и не найдешь.

- Что там искать, - у Бандурея все было просто. - Пару раз стукнуть дракона мордой об стенку башни, он сам расскажет, где все лежит.

- Так нету дракона, пришиб его рыцарь, - напомнил Кандибоб.

- Зря Кашлентия послали, - вспомнил Хитрый Гвоздь. - Только теперь его уже не вернешь. Ну, ничего, этот хитер, должен выкрутиться.

Кашлентий не знал, что его послали зря. Он бодро выкатил из леса. За спиной у него, на телеге, стоял бочонок пива. Пива не простого, а густо настоянного бабами-дурами на сонной траве. Умняга Тугодум непременно назвал бы этот бочонок оружием трудящихся, в борьбе за свое равноправие.

Ехал Писарчук неторопливо, мурлыча какую-то незамысловатую песенку. Мимо связанных эльфов, мимо дохлой лошади, мимо, удивленных его появлением, монахов. Он только мельком глянул в сторону монахов, на рыцаря глянул, на рыжую принцессу и поехал далее, не обращая больше на них никакого внимания. Как будто ему каждый день приходилось видеть связанных эльфов, смиренных монахов с большими дубинами, дохлых лошадей и рыжих принцесс.

И Коняга чувствовала себя независимо. Потом настроение ей испортил мерин под седлом. Фамогуст, посмотрел на появившуюся из леса Конягу без всякого уважения. Как-то сверху, снисходительно. А как еще боевой рыцарский конь может смотреть на пожилую деревенскую кобылу, что тащила за собой телегу.

- Эй, ты, остановись, - загородил дорогу Коняге рослый монах.

Коняга послушно остановилась. Кашлентий с интересом уставился на монаха. Ждал, что тот еще скажет.

- Кто такой? Куда едешь?

- Из Кашлентиев я, - охотно стал объяснять Писарчук. - Вся моя генеалогическая династия из Кашлентиев. У нас, в семействе, отродясь никого другого не происходило, и не произрастало. Как кто народится, так сразу и Кашлентий. И, значит, из Нуидыры. При самом Смотрителе - Писарчуком. А ежели что важное: декларация или консультация, то опять я. И учет на мне. Все сальды и бульды в полном вычислении и зависимости...

- Погоди, не части, - из сказанного Писарчуком монах толком ничего и не понял. - Куда едешь? - спрашиваю.

- Встреча у меня, значит, совершенно категорическая, поскольку, каждый месяц. А активная договоренность по полному обоюдному согласию достигнута, и беспрекословного исполнения требует. Так что налито полностью. Ну разве можно везти полбочонка, ежели договаривались, чтобы бочонок. И до самых краев. Ты как думаешь?