Джон Майерс: Серебряный Вихор

Облегчение наступило, как только мы выбрались из пещеры в тенистую рощу. Осознание свободы пришло ко мне толчками. Погода стояла отличная, но и там, внизу, жара не особенно меня донимала. Да и вокруг, казалось, было ничуть не светлее, чем в подземном царстве. Нигде не виднелось ни листочка, но я давно привык к пейзажам без единой былинки. Для того, чтобы раскрутить маховик моей жизнедеятельности и вновь запустить шестерни в движение, требовалось иное.

Какое-то время я бессмысленно вслушивался в доносившиеся до меня нестройные звуки — пронзительно сладостные, мучительно неотвязные звуки.» Потом вдруг понял:

— Да это же лягушки!

— Угадал, — подтвердил Голиас, усаживаясь на гладкий валун. — Уф! Устал как черт.

Я продолжал, словно проснувшись, напряженно вслушиваться, вглядываться, внюхиваться… Воздух полнился запахом свежести, рощу окутывал предзакатный сумрак, а на безлистых ветвях набухали почки. Не веря глазам, я спросил у Голиаса:

— Куда же подевалась зима?

— Ушла в подполье. — Он широко улыбнулся. — Ты уже успел проголодаться?

— Пока нет. — Мне вдруг вспомнилось, что с момента встречи с Фаустофелем у меня и маковой росинки во рту не было. — Скоро, чувствую, быка съем.

— Отлично. Растянись-ка пока на травке: прикосновение к земле придает силы. А я пойду разыщу наш НЗ, который я припрятал где-то поблизости перед тем, как ломиться в ворота Орка.

Пока Голиас разводил на выступе скалы костер, я, опершись на локоть, предавался блаженному созерцанию. Напротив входа в пещеру, к западу от нас, в расстилавшейся внизу долине, в сумерках уже зажигались первые огоньки в городке, который раскинулся по берегам извилистой реки. Потом я перевернулся навзничь и долго следил, как в бездонном темнеющем небе проступают контуры созвездий. Ветерок овевал мое разгоряченное лицо. Отовсюду доносились пьянящие, диковинные запахи. Квакши неумолчно разливались о чудесном начале новой жизни и о волшебных надеждах, которые обещало будущее…

— Ну и красотища! — невольно вырвалось у меня.

— Еще бы! Сейчас ведь пора Дионы, — отозвался Голиас. — Будем надеяться, что на сытый желудок жизнь покажется тебе еще прекрасней.

Принимая толстый ломоть хлеба, я спросил:

— А как тебе удалось меня разыскать?

— Пришлось раскинуть мозгами, вот и вся недолга. Главное, я узнал, что приговор тебе еще не вынесен. К Владыке Зла я еще мог найти подступы, но если бы тебя упекли куда-нибудь в тартарары — пиши пропало: плавать по геенне огненной я пока еще не выучился. Помнишь, я взял на буксир Тиля? Так вот, после этой передряги мы с ним долго прятались по разным углам, а потом, когда опасность миновала, я навестил Тиресия. Он-то мне все про тебя и выложил: дескать, угодил в ад, а обратно ни-ни. К счастью, — Голиас впился зубами в кукурузную лепешку и докончил уже с набитым ртом, — Глазгерион и Амфион не одни навострились управляться с арфой.

— Это уж точно, — поддакнул я, примеряясь к зажатому в кулаке изрядному куску бекона. Усиленно работая челюстями, я промычал: — А теперь мы — куда?

Голиас махнул ножом в сторону городка.

— Завтра отправимся в Гендерклев, а оттуда — к Гробнице Всадников. Хороших полтора дня пути.

Следующий день и вправду выдался не просто хорошим — скорее даже замечательным. По небу плыли легкие пушистые облака. Дорогу, по которой мы шли, с обеих сторон обрамляла зеленая изгородь из зацветающего кустарника. Гендерклев оказался уютным крошечным городком; главную достопримечательность его составляла таверна «Алый Лев». После долгой пешей прогулки аппетит у меня разыгрался по-настоящему.

Хозяин гостиницы, некто Эмброуз, оказался старым другом Голиаса.

— Мистер Шендон, — обратился он ко мне сразу после того, как нас познакомили. — В нашем доме великолепный стол; он будет накрыт для вас когда только пожелаете, но это не означает, что мы отказываемся от надежды попользоваться вашим кошельком и на другой манер. По виду вы настоящий мужчина, но я должен откровенно поделиться с вами горестным итогом моих многолетних наблюдений: увы, далеко не каждый представитель сильного пола способен оправдать возлагаемые на него ожидания и выказать силу таланта и богатство души, необходимым образом сопутствующие расположению к доброй выпивке.

Я заколебался. Обретенная цельность существования была еще мне в новинку, и мысль о том, чтобы это дело отметить, как-то не приходила мне в голову.

— Видите ли, я уже так давно ни капли не брал в рот…