Юлия Андреева: Ветер из Ига

Чего же ожидать от подозрительного и не верящего никому сегуна, который обвинил в измене собственного дядю и теперь, скорее всего, прощупывает его окружение? При мысли об ожидавших его пытках Ала передернуло, но делать было нечего. С сегуном не поспоришь, тем более что тот выслал за Алом чуть ли не полк своих самураев. Конечно, Ал мог поднять собственное войско, но это привело бы лишь к ненужному кровопролитию.

Опять же Хидэтада засылал убийц против Кима-Дзатаки, а не против него, так что вполне возможно, что на самом деле его вызывают по какому-нибудь другому вопросу, и на этот раз все обойдется. Поэтому он переоделся в дорожное платье, велел оруженосцу собрать церемониальную одежду и, опоясавшись мечами, хотел уже приказать собирать небольшой отряд, но принесший приглашение офицер вежливо попросил Ала не беспокоиться, мол, лучшие самураи сегуната уж как-нибудь довезут высокого гостя сегуна до Эдо.

Возражать было невозможно, и Ал, после минутного колебания, был вынужден забрать с собой одного только оруженосца. Что было немалым унижением. Как-никак владетельный даймё, и вдруг без свиты. Такое путешествие могло восприниматься только как арест.

Оружие не отобрали, но биться вдвоем против тьмы врагов… Ал до боли закусил губу и наскоро попрощался с Фудзико и Минору.

Кроме них в замке находилась семья Дзатаки, его младший сын Содзо и Садзуко, которых Ал обещал защищать от возможных покушений. Посему говорить о них при страже Ал не стал, да и сама стража то ли не знала, где прячется опальная семья Дзатаки, то ли им не было до нее никакого дела.

На самом деле у Ала и Минору было заранее оговорено, что если Хидэтада пожелает забрать к себе Садзуко с ребенком, по возможности отправить их в одну из деревень или выдать мать, но спасти Содзо, отдав его до времени на воспитание крестьянам.

Теперь Минору был волен решать судьбу матери и ребенка на свой лад, и Ал знал, что сын не пойдет против совести.

Еще больше следовало беспокоиться о находящемся в личном отряде сегуна приемном сыне Дзатаки Мико, но тут уж на все воля провидения, и если парень был под рукой у Хидэтада, который мог в любой момент сварить его в котле, четвертовать или сжечь заживо, Алу пришлось бы за ним ехать в Эдо, теряя драгоценное время.

Впрочем, хитроумный десантник и бывший хирург уже давно должен был получить письмо от самого Дзатаки и сделать соответствующие выводы.

На этот раз сегун прислал Алу не удобный паланкин, а коня, что говорило о срочности его вызова. Ал вздохнул, заранее представляя, как придется целый день трястись в седле, так что к вечеру не будет никакой возможности сесть на пятую точку, а на следующий день снова конная пытка… с редкими остановками на постоялых дворах, где можно будет растянуться на животе, проклиная свое самурайское звание.

На самом деле все оказалось еще хуже, во-первых, никаких постоялых дворов не предполагалось, впрочем, как и возможности отдохнуть. Они просто останавливались на следующем посту, меняли уставших лошадей, получали с собой провизию: рис, немного маринованных овощей, фрукты, и тут же скакали дальше. С наступлением ночи все падали на свои походные футоны[37] Футон — одеяло. и спали до новой побудки. При этом костры жгли только стоявшие на страже самураи, всем остальным было просто не до этого, до такой степени измотанными чувствовали себя участники безумного перехода.

Болели руки и ноги, спина и задница, рябило в глазах, но Ал старался не показывать вида перед окружавшими его юношами.

Таким образом, до Эдо они добрались меньше чем за три дня, и только тут ему разрешили спешно помыться и переодеться в церемониальные одежды, оруженосец помог собрать волосы в самурайский пучок, после чего Ал на трясущихся ногах, ощущая боль во всем теле, погрузился в нарядный паланкин, который и донес его до замка в Эдо, где ждал сегун.

В свое время Ал частенько бывал в замке у Иэясу, с которым они были друзьями, не такими закадычными, как с Кимом, но все же… он знал замок и мог рассказать о каждой его комнате, о тяжелом эдосском мосте, арки под которым напоминают глаза, а стены на закате полыхают розовым. Знал придворных дам, с некоторыми из которых время от времени делил ложе. Теперь же он почти что не узнавал замка.

То есть стены были теми же, остался мост, не изменились и знамена, но что-то было все же не так. Во-первых, возле замка был вырыт пруд, в котором в мутной холодной воде, не обращая внимания на приехавших, копошились какие-то люди, все в набедренных повязках, с волосами, для удобства завязанными в пучок или заплетенными в косы.