MarInk - Жизнь в зеленом цвете - 5

И удары. Первый же прорвал корочку сукровицы на вчерашних ранах; Гарри привычно сжал нижнюю губу зубами - лучше прокусить ещё десяток раз, чем закричать от боли.

Хуже боли было унижение - тем более острое и мучительное, что он пытался сохранить остатки собственного достоинства перед немигающим взором жабы. Но крайне трудно это делать, повиснув в наручниках в полуметре от пола и терпя удары плети по голой спине.

Сегодня кровь закапала уже после третьего удара; но Амбридж не останавливала Филча, пока он не дошёл до десяти.

Несколько часов в полутьме Гарри тщетно внушал себе, что всё суета, прах и тлен, и что на боль не стоит обращать внимания. Но руки - именно руки, измученные тем, что должны были выдерживать весь вес Гарри, а не исполосованная спина - предавали его. Суставы и связки, не оправившиеся после вчерашнего, снова проявляли своё недовольство таким варварским обращением, и Гарри мог их понять, но не принять.

На третий день были пятнадцать ударов и невозможность свободно двигать руками - закаменевшее в своей боли запястье отказывалось повиноваться. Именно в этот день Боуд соизволил выказать Гарри высочайшее недовольство по поводу того, где чёртов гриффиндоролюбивый ловец шлялся всю вчерашнюю тренировку. Сообщение о наказании у Амбридж не впечатлило слизеринского капитана нисколько, и он только предупредил меланхолично слушавшего Гарри, что в случае проигрыша последнему придётся очень и очень плохо. Гарри обыграл бы Чжоу Чанг и вовсе без рук, но выходить на поле с неслушающимися конечностями ему не улыбалось всё равно вне зависимости от глупых угроз Боуда.

На четвёртый день руки пришлось долго разминать, тихо ругаясь сквозь зубы, и подставлять под тёплую воду.

На пятый двадцать ударов довели Гарри почти до обморока от боли, но ни звука он так и не проронил - только ещё три раза прокусил губу, превратившуюся в месиво из шрамов. Блейз прилежно каждый вечер смазывал губы Гарри косметической мазью для удаления шрамов, но, по словам Блейза, для видимого эффекта мази требовалось как минимум недели три регулярного использования, так что Гарри глядел в зеркала и вовсе скептически - такая там отражалась рожа, хоть сейчас на плакат «Разыскивается».

На шестой руки всё же выскочили из суставов, и Блейз вправлял их, сосредоточенно хмурясь, а Гарри при этом сидел, привалившись плечом к стене и закрыв глаза. Он начинал подозревать, что от такого количества боли всё же сошёл с ума; другое дело, что этого ещё не заметили, потому что Блейзу всё равно, слетел ли Гарри с катушек - Забини не собирался бросать его ни психом, ни здоровым, так какая разница? - а другие и вовсе не могли об этом судить. Разве что Гарри выкинет что-нибудь вовсе уж несусветное...

На седьмой день Амбридж удовлетворённо заключила, что урок, кажется, усвоен, и отпустила шатающегося после тридцати ударов Гарри с пожеланием не лгать больше. Гарри подумалось: что бы сказал на это Дамблдор, демонстративно заявивший в день своего бегства из Хогвартса, что не допустит в школе рукоприкладства? А как насчёт плетеприкладства?

Через три дня состоялся матч Слизерин-Рэйвенкло. Ещё до первого гола Гарри ухватил только что отпущенный снитч, норовивший ускользнуть в небо, и Кубок по квиддичу - равно как, похоже, и Кубок школы - снова принадлежал змеиному факультету. Толпа ликующих слизеринцев на руках внесла капитана команды в подземелья - праздновать победу. Гарри в одиночестве долго стоял под душем, подставляя ноющие запястья тёплым струям воды, и мечтал забыть всю неделю взысканий. Так долго... так больно...

Кажется, эффект взыскание возымело. Хотя вряд ли тот, на который рассчитывала Амбридж.

Глава 26.

Ты слышишь, палач? Час божьего гнева пробил.

Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле».

До экзаменов оставалось полторы недели, и библиотека в любое время была полна народу. Гарри приходил туда, беспрепятственно забирал нужные книги - мадам Пинс ещё с первого курса прониклась доверием и сочувствием к тихому вежливому ребёнку, которому больше некуда было приткнуться по вечерам, кроме как к столу со стопкой книжек - и удалялся в Выручай-комнату. Сидеть в библиотеке было слишком опасно, учитывая «малфоевский фактор»; такой лютой ненавистью, как после случая в гостиной, глаза блондинчика не горели ещё никогда. Судя по всему, Блейза и Снейпа Малфой с глубокого детства считал своей собственностью, и то, что Гарри их каким-то образом «отнял», только усугубило недружелюбие некоронованного принца Слизерина; да, после всего Малфой оставался лидером, под чьё влияние не подпадали только Гарри и Блейз. Он всё ещё был самым богатым, одним из самых знатных, самым властным и напористым. К тому же случай с Бэддоком, кажется, только прибавил Малфою уважения в глазах слизеринцев; даже несмотря на последовавшую разборку с Гарри, где Малфой показал себя не слишком умелым дуэлянтом. В конце концов, Поттер - он же псих опасный и агрессивный, что с него взять...