Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Тут я начинаю кое-что понимать. Ренн отсюда всего в одном дне пути. Д'Альбрэ прибудет туда самое раннее завтра к ночи. Если удеру прямо сейчас, у меня будет вполне достаточно времени, чтобы затеряться среди бабья, которое наверняка притащится вместе с его войском.

Я окидываю взглядом поляну. Янник сражается с демоническим конем хозяина, силясь его привязать. Сам Чудище уже развернул карты, намереваясь обсудить стратегию и тактику с ближайшими помощниками. Угольщики слишком заняты обменом мрачными взглядами с воинами, выказывающими полное презрение к «оборванцам».

За мной никто не следит.

И я вновь чувствую решимость, которая, как я опасалась, успела насовсем оставить меня.

Прогулочным шагом направляюсь к коновязи. Как раз в тот момент, когда я туда приближаюсь, раздается легкий шум и из-за деревьев появляются с полдюжины человек. Я застываю на месте, воины хватаются за мечи, но Эрван их успокаивает. Это всего лишь женщины угольщиков, явившиеся готовить в лагере ужин.

Вновь поднимается суматоха. Я под шумок выбираю себе мерина в яблоках и для начала прячусь за ним.

Протянув руку, я глажу шелковистые ноздри коня, даю себя обнюхать. Со стороны можно подумать, что я просто подошла приласкать понравившееся животное. Воровато озираюсь, соображая, где его амуниция. Чтобы добраться в Ренн, мне нужна, по крайней мере, уздечка. Не помешало бы и седло, но без него я обойдусь, если придется.

— Сейчас вернусь, — шепчу я серенькому, но не успеваю пройти и двух шагов, как на мое плечо опускается рука.

— Мне что, стреножить тебя, как Янник — коней?

Да чтоб ему провалиться! Ну нет бы заниматься своими делами и позволить мне заниматься моими! Я раздраженно вздыхаю, не желая признаваться себе, что чувствую определенное облегчение, и рывком высвобождаю плечо.

— Не надо меня стреножить, — говорю я. — Лучше отпусти подобру-поздорову, чтобы я могла свое задание выполнить!

Его лицо, обычно открытое и доброжелательное, сейчас кажется жестким и беспощадным. Я в первый раз вижу его свирепость обращенной против меня, и приходится выдавливать улыбку — иначе он догадается, как сильно я испугалась.

— Это мы уже обсуждали, — говорит он. — Ты остаешься. Во имя Камула, твои умения очень даже могут нам пригодиться.

— Должен быть запасной план, — отвечаю я. — На случай, если твой скороспелый замысел возьмет и провалится. И хотя я терпеть не могу аббатису и ничуть ей не доверяю, кое в чем она все же права. Чем больше у нас будет возможностей нанести удар д'Альбрэ, тем лучше!

Он вновь хватает меня за плечо:

— Все равно не позволю, чтобы ты подвергалась такой опасности.

Я улавливаю краткое мгновение, когда гнев в его глазах сменяется беспросветным отчаянием. Потом оно тоже пропадает.

Его хватка ослабевает, он медленно наклоняется ко мне. Забыв сердиться, я стою совсем неподвижно. Потом шепчу:

— Если опять ударишь, я тебя точно прирежу.

— Да никто тебя бить не собирается.

Его ладони обнимают мою голову, отчего я чувствую себя совсем маленькой и хрупкой — не в том смысле, что меня легко сломать, а в том, что меня лелеют и берегут, точно я сокровище какое.

Я не шевелюсь, даже, кажется, не дышу. Совсем близко вижу его губы и поражаюсь, насколько совершенна их форма. С ума сойти, даже ямочки есть по углам рта, такие маленькие, что так сразу и не разглядишь.

И вот его губы находят и накрывают мои. Они теплые и просто бессовестно-мягкие. Меня охватывают чувства, не имеющие ничего общего ни с облегчением, ни с яростью. Я просто желаю его. Его силу, его честь, его треклятую беззаботность. Я хочу прикоснуться и испить это все, как медовое вино из бокала…

Не в силах противиться, я закрываю глаза, и тянусь к нему, и позволяю себе вообразить, будто между нами все же что-то возможно.

Хотя это не так, ибо между нами еще слишком много секретов.

Очень медленно и с ужасным сожалением я отстраняюсь. Чудище открывает глаза. Какой же теплый у него взгляд.

— Ты же должен быть страшно зол на меня, — шепчу я. — Я столько раз тебе лгала! Не сказала почти ни слова правды.

Вот так я пытаюсь возвести между нами хоть какое-то подобие стены, потому что иначе за себя не ручаюсь.

Он очень тяжело вздыхает, потом делает шаг в сторону и опирается о ближайшее дерево, чтобы дать отдых больной ноге.

— А я и был зол, — говорит он. — Поначалу. Очень уж не люблю, когда меня водят за нос. Да еще и… кто-то из семьи д'Альбрэ. Мне казалось, это сами боги взялись надо мной насмехаться. Я сидел и перебирал все, что ты мне говорила, все, что делала. Я думал, что обозлюсь еще больше, а оказалось, что на словах ты, может, и лгала, но вот деяния твои всегда были правдивы. Ведь я в самых тяжелых обстоятельствах тебя повидал. Ты везла меня, беспомощного, через всю страну, спасала от вражеских воинов и лазутчиков и меньше всего думала о собственной безопасности и удобстве! Ты больше заботилась о дочке мельника и нищих угольщиках, чем о себе. И ты убивала людей д'Альбрэ с улыбкой на устах и радостью в сердце.